Ну, а вера в Машиаха... да что вам сказать! - конечно, спроси меня хоть тот же Торквемадо на допросе А КАК ВЫГЛЯДИТ ЭТОТ ТВОЙ МАШИАХ, ответ мой не оставил бы никакого выхода, только костёр, несмотря на мой совершенно невинный голубоглазый образ, в котором нет ни капельки ведьмоства - ни тебе смуглости с нежным отливом, ни тебе масленичных карих глаз, ни тебе припухающих губ, окаймлённых розоватой полоской, с которой сам Дьявол сцеловывал бы капельку пота, отчего сам инквизитор, напялив чёрное одеяние на немощные чресла, с ужасом и страстью превращал ненавистную живую плоть в кусок горелого мяса.
Так вот, мой Машиах огромен и непостижим, но - одновременно - нет ничего проще, чем прижаться к его груди, обнять и вдыхать запах Цфата, перемешанный с сосновым духом весеннего дня. Представьте себе картинку: вместе с заревом нового дня появляется Машиах, задумчиво и неторопливо едущий на белом ослике в сторону Иерусалима, а следом за ним миллионоголосье живущих, выглядывающих из окон, спешащих вослед, и умерших, восстающих из праха... Ай-яй-яй, скажете вы, бедный еврейский ребёнок, напридумывала, и нам эти майсы пересказывает. Ну и что, отвечу я, нас ведь много таких - бедных еврейских детей, знающих, что следом за Торквемадо и Гитлером придёт задумчивый и неторопливый Машиах, поглаживающий шею белого ослика и посматривающий - с нежностью - по сторонам на этих самых бедных еврейских детей, стоящих по обочинам дороги, поднимающейся к Иерусалиму, и поющих АЛИЛЛУЙЯ.
К О Н Е Ц
