Быть может, Иуда и был той бесчеловечной смертью, что таила в себе человеческая ипостась Иисуса. То, что он исполнил, было необходимым толчком, чтобы ход истории продолжался.
Всякий раз, услышав это имя, я искренне скорблю. Но не по нему, а по его душе. Ведь во имя ее спасения Иисус, пытаясь упредить предательство, Сам предал Себя в руки врагов. Увы, ведомый сатаной Иуда, запечатлев поцелуй на челе Спасителя, все же ее погубил.
Те самые ноги, которые омыл ему Иисус в день последней вечери, привели его к измене, а затем и на «свое место». Но не в то, которое приготовил для него Спаситель. Да, возлюбленные мои, не Христос приготовил ад для Иуды, ибо не Он приготовляет ад. Ад выбирает сам человек. Христос же приготовил в доме Отца Своего обители вечной жизни всем тем, которые в сердце своем приняли Христа как своего Спасителя и Господа.
Но Его труды не могут обратиться в прах даже по отношению к Иуде. Ибо они учат нас бороться за души наших врагов ценою собственных жизней и скорбеть по ним, как по родным. Потому я скорблю по душе Иуды, что ее так горячо любил Господь. Посему пусть то, что здесь сейчас происходит, станет реквиемом, но не по Иуде, а по его загубленной душе. Душе, умершей навсегда.
Сказав это, священник поблагодарил присяжных и сел рядом с батюшкой, а судья, посмотрев в сторону присяжных, обратился к ним со словами:
— Дамы и господа! После того, как выступили все, вам решать, было ли здесь доказано, что имя Иуды Симонова Искариота должно быть очищено от хулы или же все должно оставаться так, как есть.
Наступившую после этих слов тишину вдруг нарушил приближающийся топот ног. Кто-то сломя голову несся к залу. Это было настолько неожиданно, что многие оглянулись.
Дрогнули веки и у священника. Он открыл глаза, обвел вокруг себя непонимающим взглядом и… вздохнул с облегчением. Ибо сидел он в своем кресле, у себя в келье, а рядом, на полу, лежала выпавшая из рук книга.
«Так это был сон!» — понял он.
Но не успела его душа возрадоваться, как с шумом распахнулась дверь, и вбежавший служитель с ужасом в голосе крикнул:
— Он вернулся!
Ничего не ответил священник, а только встал, перекрестился и вместе со служителем вышел из комнаты.
Часы пробили полночь…