Вопросов было много. И не успевал он ответить на один вопрос, как с десяток рук взмывали вверх, требуя права на следующий.
— Когда в России начнут исполняться законы? — получив разрешение, спросил его франтоватый мужчина из третьего ряда.
— Закон — это в первую очередь согласие всех подчиняться. А для этого он должен быть справедлив. Тогда и справедливость будет законна. Исполняться же он будет тогда, когда с ним нельзя будет договориться. Закон должен действовать, как электрическая розетка. Никто же не сует в нее пальцы. Потому что с ней договориться нельзя. Шарахнет — и все! Так должен действовать и закон.
— Вы поставили перед собой цель консолидировать нацию. В чем трудность? — тщательно выговаривая русские слова, спросил господин в черной тройке, похожий на буржуя с революционных плакатов.
— Хороший вопрос, — словно сам себе сказал отвечающий. — Консолидация — это способ объединения людей, при котором каждый жертвует чем-то во имя общей цели. Нужна только ясность: кто, чем и в каком объеме. Трудность пока в отсутствии такой ясности.
— Ваш комментарий по поводу инициативы некоторых членов Европарламента, объединившихся с целью изгнания вашей страны из европейских институтов, — характерно пшекая, спросила польская журналистка.
— Ничто не объединяет людей так, как отсутствие интеллекта, — с сочувствием ответил президент. После чего сразу указал рукой на краснолицего мужчину из последнего ряда.
— С ростом террористической угрозы под предлогом обеспечения безопасности людей во многих странах началась атака на их свободы. Ваше отношение к этому? — спросил тот.
— Бытует мнение, — поразмыслив пару секунд, ответил он, — что если из двух ценностей — свободы и безопасности — выбрать безопасность, то в итоге будет утеряно и то и другое. Но, с другой стороны, безопасность — необходимое условие для жизни, а свобода без жизни никому не нужна.
— Продолжаются споры вокруг назначения губернаторов. Многим кажется, что это не самая лучшая форма управления. Как вы относитесь к этому? — с украинским акцентом спросил журналист с пышной пшеничной шевелюрой.
— Не обращайте внимания на этих «многих», — прозвучал совет. — Только глупцы могут спорить, какая из форм правления лучше. Очевидно та, при которой существует наилучшее правление. А оценку этому дадут люди на следующих выборах. Там и посмотрим, и, дай-то бог, может, посрамим этих «многих».
— В продолжение предыдущего вопроса, — подняв руку и встав со своего места, без разрешения обратился журналист из первого ряда. — Сегодня много разговоров о строительстве в России корпоративного государства. Ваш комментарий по этому поводу.
— Только лишь потому, что это действительно в продолжение предыдущего вопроса, — сказал он сухо, и продолжил: — Дело в том, что по своей экономической сути любое государство — это первейшая естественная монополия. Ибо предлагает услуги в сфере, где конкуренция экономически нецелесообразна и технически невозможна. А все современные естественные монополии организованы именно по корпоративному принципу. Возможно, не должно быть исключением и государство. Но речь не о зловеще известных государствах сословных и профессиональных корпораций, а о государстве как общей корпорации всех граждан вне зависимости от их веры, расы или материального достатка. Что же касается правовой сути, то Кельзен, авторитетный в праве, как в философии Кант, утверждал, что государство, если рассматривать его как чисто правовой феномен, как юридическое лицо, есть не что иное, как корпорация. То есть организация, основанная на членстве.
— А как вы относитесь к попыткам пересмотреть историю? — тщательно выговаривая русские слова, спросил скандинав.
— Отрицательно. Считаю, что ее давно пора оставить в покое. Особенно это касается нашей страны. Ибо если у многих стран непредсказуемое будущее, то у нашей, благодаря зуду у некоторых людей, стало непредсказуемым прошлое. Как тут не вспомнить Виктора Степановича и не посоветовать этим господам: коли чешется, чешите в другом месте!
В зале раздался дружный смех.
— Пожалуйста, девушка из последнего рада. Вам предоставляется право задать последний вопрос. Вы все это время так настойчиво тянули руку, будто он у вас сегодня самый важный, — обратился он к сидящей с краю жгучей брюнетке.
