– Не пойми меня плохо, дружище!! Я не позорный провокатор из контрразведки, я тебе не враг. Просто я вот полчаса думал над твоим немецким – что-то в нем удивляет, я ведь уже лет тридцать общаюсь с немцами. Сейчас я вспомнил: так же говорил один итальянец, поживший лет десять в Мюнхене. Но ты не похож на итальянца. Черт, ведь ты такой же немец, как я швед! Мы два проклятых иностранца с сомнительными историями и должны держаться вместе!
– Я тебе не верю! Ты пытаешься из меня что-то выудить, придурок? Я даже не буду тебя бить, просто вышвырну прочь! Я мирный человек, который пытается скрыться от забот здесь, в этой милой стране. Не знаю, о чем ты сейчас болтал. Давай спишем все это на нетрезвое состояние и разойдемся, – говоря, Рихард поигрывал зажатой в руке стеклянной кружкой, что не очень вязалось с его заявлением о «мирном человеке».
– Мы действительно пьяны, если настолько не понимаем друг друга. Я ничего предосудительного не имел в виду, просто ты мне понравился, и я предлагаю знакомство. Мне ведь даже выпить было не с кем в этом скучном городе!
– М-да? – недоверчиво пробормотал Рихард. – Ты старая хитрая лиса!
– Надо выпить за этот прекрасный эпитет, которым ты по доброте душевной наградил меня! – воскликнул Оскар и, по возможности, незаметно вздохнул, видя, как разгибаются пальцы в кулаках собутыльника.
– Ты ха-ык-роший парень!! – напрямую заявил Рихард, когда они, качаясь и держась друг за друга, вышли из «Альбы Регии». Он хотел сказать еще что-то, но отвлекся, пытаясь ущипнуть проходившую мимо девушку в короткой юбочке, и забыл все слова. Оскар с трудом удержал промахнувшегося немца от падения.
– Не лезь к старушке, – промямлил он. Говорить было очень трудно: Энквист изо всех сил старался контролировать руки и ноги, поэтому на язык сил уже не хватало. Все вокруг вертелось и прыгало, асфальт страстно желал двинуть ему в челюсть, а стены – съездить по макушке. Несмотря на это, Оскар мужественно вел почти уснувшего собутыльника и при этом еще пытался надеть на него очки.
– Что это за город!!! – заревел вдруг раненым медведем немец. Он пытался выпрямиться, но ему пришлось изогнуться дугой, чтобы сохранить равновесие. – Мю-юихен – вот город!! Вот такой город!
Он резко развел руки, ударив Оскара по затылку. Энквист повернулся к нему, поводил пальцем перед носом и попытался немного сдвинуть трясущиеся конечности немецкого патриота.
– Вот… поменьше…
– Нет!! – снова зарычал Рихард. Редкие вечерние пешеходы пугливо оглядывались и прибавляли шагу. – Мюнхен – это о-го-го!!
– Щас… – Оскар качнулся и схватился за руку собутыльника, чтобы не упасть. – Я все знаю. Мюнхен – это город в Баварии, где в лесах много диких абизян. Вот таких.
Он оттопырил уши и выпятил нижнюю губу.
– Хи-хи-хи – тоненько засмеялся Рихард. – Ты пьяный дурак! В Баварии нет абизян, ик! Их всех зверски убили. А ты… ты похож па маленькую абизянку!!!
Горбясь от смеха, он обнял Оскара за плечи своими мощными руками и поволок вдоль Непкёзи.
– Ты такой же грязный, как они, – продолжал обезьянью тему Рихард. – Нужно тебя помыть. У меня дома есть ванна.
Качаясь и болтая все более и более несусветную чушь об обезьянах, они пересекли пару улиц, прошли под аркой и исчезли в подъезде. На третьем этаже пьяницы занесли друг друга в однокомнатную квартиру со стенами из негорючего пластика, с бронированными ставнями на окнах и – о, чудо или пьяный бред? – маленькой ванной с горячей водой. Немец затолкал Энквиста внутрь и сказал ему напоследок:
– Грязный не выходи – убью!
Некоторое время Оскар глупо ощупывал розовый кафель, чистенькие, заставленные красивыми баночками и коробочками полочки, блестящие краны и свежие полотенца.
– Может, у меня уже белая горячка? – спросил он грязную небритую рожу в зеркале, наслаждаясь горячей водой. Однако пусть это даже бред, нужно успеть им насладиться. Оскар забрался в полную ванну и лежал в ней, пока не понял своим пьяным разумом: еще чуть-чуть – и он уснет. Тогда он с ожесточением отскреб столько, сколько смог, грязи со своего похудевшего и окрепшего тела. В стене обнаружилась микроволновая сушилка, позволившая ему выстирать всю одежду. Потом Оскар долго отскребал грязь уже от стенок ванны. Как он ни старался, в ванной комнате осталось предостаточно следов его вторжения. Обреченно вздохнув, он вышел наружу: чистый, свежий, почти трезвый, похожий на пирата в своей черной повязке на глазу.
