Юрасик замахал ручками-прутиками: — Господь с тобой, Валера, я не в претензии.
— Но Светка всегда себя так ведет, — удивилась Вика, — она всегда делает то, что хочет. Я же тебя предупреждала. Она сперва делает, а только потом думает. Она потому до сих пор и не замужем, — тут Викуся прикусила язычок, но напрасно она испугалась, Валера не заметил оговорки, не оценил степень Викиной заинтересованности по брачному вопросу.
— Это не потому, что она глупая, — продолжала Вика защищать подругу. Она очень даже умная. Но Светка активная чересчур, ты же сам сказал. Она считает, что действие должно предшествовать всему.
— Действие — первично, размышление — вторично. Все верно. Бытие определяет сознание, — хихикнул Юрасик.
Валера неожиданно развеселился: — На всякое действие найдется противодействие. Пусть гуляют! Нам тоже никто гулять не мешает. Вздрогнем, братья славяне!
Два брата и сестра во славянстве заели тост Бориной сырокопченой колбасой, что безусловно — отдадим рыночное кесарево кесарю — вкуснее мясного хлебца.
Алла, Алик и другие. Суббота
В кухне было темно и тихо, но та, которая наблюдала сверху, прекрасно различала даже поджарого таракана, неспешно пробиравшегося по замасленной плите в поисках лакомых подсохших капель от скворчавшей здесь вчерашним вечером яичницы.
В восемь утра прозвенел будильник и захлебнулся под сонной рукой, утопившей кнопку звонка. Солнце проснулось на десять минут позже будильника, неуверенным румянцем окрасило снег, плотный, расстеленный за ночь, слой свежего снега и белый дом напротив. До кухни солнцу дотянуться не удалось, короткие и слабенькие февральские его лучи доберутся сюда лишь к обеду.
Наблюдающая сверху пожалела об ускользающей возможности понежиться в стыдливых лучах, еще один восход из отпущенных пройдет без нее. Нелинейность времени, способность двигаться по нему назад и вперед одинаково легко радовали ее меньше, чем сохранившаяся восприимчивость к запахам, хотя, если она и могла что-то изменить, то только благодаря этой чудесной способности оказываться в любом из существующих дней по желанию. Ведь дни не исчезают, как принято думать.
Через четверть часа кухня нарядилась в запахи кофе и ванили. Она с удовольствием добавила бы сюда запах свежих булочек или круасанов, вынутых из духовки, но Алла решила выпить кофе безо всего. Купаясь в волнах чудесных запахов, как тяжелая утка среди аккуратных маленьких кружочков ряски, нанесенных неким пуантилистом на озеро, чтобы перекрасить его из желтовато-голубого в зеленое, она едва не пропустила действие, ради которого оказалась здесь.
Алла закончила молоть зерна, вытряхнула кофе из кофемолки в джезве с выпуклыми боками, задумалась. Сейчас, сейчас! Как предотвратить движение? Она заглянула в припухшее со сна лицо Аллы, постаралась внушить ей простой жест — вытяни левую руку, в которой ты держишь кофемолку, и поставь ее на место на полку к темно-вишневым жестяным банкам, разрисованным одуванчиками, к пустым банкам, что неизвестно зачем стоят здесь с незапамятных времен и жаждут принять в свое нутро неведомый груз; отвлеклась на банки, сбилась и принялась высчитывать время до телефонного звонка. Возможность была упущена, ей оставалось наблюдать за неотвратимостью Аллиных перемещений. Вот зазвонил телефон, Алла вздрогнула, растерянно посмотрела на кофемолку в левой руке, — ну! вернись в сегодняшнее утро! остановись! — телефон испустил второй звонок, Алла нагнулась, поставила кофемолку на пол, в угол между плитой и подоконником — давно следовало перенести плиту ближе к раковине, давно следовало заняться ремонтом — и быстро направилась к телефону, стоящему на холодильнике в коридоре, в нише, устроенной специально для этого странного союза, нелепого, как любой другой.
Она залетела в круглое зеркало, повешенное выше человеческого роста, чтобы прикрыть дыру на стене от некогда висящей здесь лампы, и свернулась на его дне маленьким прозрачным клубочком. Еще оставалась надежда на вечер. Если точнее — на два вечера. Но лучше бы избавиться от наваждений сегодня.
Звонок будильника вырвал Аллу из вязкого зеленого мутноватого сна так быстро, что пузырьки сна (подобно пузырькам воздуха, что прилепились к телу ныряльщика и отрываются, поднимаются на поверхность с легким бульканьем, по мере того, как ныряльщик погружается все глубже) не успели освободиться и выплыли вместе с ней. Какое-то время Алла еще видела цветное мелькание, чувствовала, что испытала что-то очень приятное, но уже не могла вспомнить, что именно. Содержание и смысл увиденного сна мгновенно стирались, лопались пузырьками.