Но жена явно настроилась на тихий «семейный» вечер и последующую ночь.
— Ты что, не успел соскучиться? А я вкусненького принесла, неужели прогонишь?
По-хозяйски прошла на кухню, выгрузила из пластикового пакета с рекламой магазина «пятерочка» нарезки с рыбой, конфеты, бутылку красного вина.
"С чего бы это она?" — озадачился про себя Валера. — "Вроде не договаривались. Годовщина свадьбы прошла, день рождения дочки — через полгода. Наверняка, что-то ей потребовалось. Или решила очередной раз раздуть семейный очаг? Проверила днем, что матери нет и приехала".
— Как живешь? Как торговля? — жена продолжала демонстрировать миролюбие.
Валере ничего не оставалось, как откупорить бутылку, разлить вино по рюмкам, пока жена выкладывала принесенную снедь на большую тарелку. Говорить не хотелось, но этого от него никто и не требовал. После первой же рюмки жена принялась жаловаться на своих родителей, стало ясно, зачем пришла. Там надоело, решила, вдруг здесь будет хорошо. О ребенке, конечно, эгоистка, и не подумала. Ругаться с ней Валера не собирался, к чему нервы портить, разве женщине возможно что-нибудь объяснить или доказать. Все они только себя слушают, а понимают одну грубую силу. Ладно, скоро сама убедиться, что здесь ловить нечего. Пока. Так-то Валера не вредный, не собирается ее окончательно отшивать, кто знает, как жизнь обернется.
— Что же ты меня в комнату не ведешь? — жена игриво, как ей казалось, улыбнулась.
— У меня там неубрано. Вчера гости были. — Валера не собирался говорить ей о вчерашнем, сама нарвалась.
— Ого, у тебя гости? И кто же, если не секрет? — жена сделала вид, что ее страшно интересуют Валерины гости.
— Алик.
Жена слегка помрачнела. Вряд ли ей стало стыдно, за давностью лет наверняка забыла, с чего все начиналось, но автоматически расстраивалась при упоминании имени бывшего несостоявшегося жениха. Следующая ее реплика оказалась совсем неожиданной, просто ни в какие ворота:
— Давай, помогу тебе прибраться. Ты посуду носи, а я мыть буду.
Это что-то уж совсем новенькое. Но Валере сейчас никак не хотелось. Не хотелось ничего, даже помощи по хозяйству. Жена расценила молчание как согласие. Они всегда так делают, им так удобнее. Сама отправилась в маленькую комнату и затихла там.
— Ты что застряла? — опомнился Валера через некоторое время.
— Алик, говоришь? Стало быть, это Алик накурил? С каких, интересно, пор он губы красит? — жена вынесла на кухню пепельницу, под завязку заполненную окурками с ободками от лиловой помады, и демонстративно высыпала ее на стол между тарелкой с рыбой и ополовиненной бутылкой. Валере бы просто наорать на нее, какое ей дело, в конце концов, сама себе такую жизнь устроила, но очень обидно стало, очень устал за неделю, и дома никакого покоя. И Валера ответил:
— Подружка.
— Значит я должна за твоими подружками пепельницы вытряхивать! Может, еще что прикажешь за ними подтереть? — жена сорвалась на крик.
Валера отвечал спокойно и негромко: — Не моя подружка. Алика.
Жена замолкла, словно ее выключили, потом робко и недоверчиво спросила:
— Его жена была здесь? — она не называла Аллу по имени, хотя прекрасно знала, кто у Алика жена.
— Я же сказал — подружка. При чем здесь жена? Ничего подружка, молоденькая, лет на десять нас младше, — терпеливо разъяснил Валера.
Жена помертвела, губы у нее затряслись, нос покраснел — этого Валера терпеть не мог, сейчас начнутся слезы, истерика, вопли. Но жена постояла столбом минуту другую, потом кинулась в прихожую, сорвала пальто, привычно не попадая в рукав, кой-как надела его и заколотилась в дверь, забыв, как отпирается замок. Так и не успевшие просохнуть волосы спутанными прядками метались по спине.
— Постой, куда ты под дождь, пойдем выпьем, — Валера осторожно взял ее за руку. Но то ли оттого, что просил, а не приказывал, то ли, действительно, так проняло, жена заколотилась еще пуще:
— Выпусти меня, выпусти меня, пожалуйста!
— Черт с тобой! На, зонтик возьми, потом занесешь, — Валера сунул ей зонтик в руки, опасаясь, что она немедленно его потеряет, еще раз повторил, — держи зонтик. И машину поймай, я тебе в карман полтинник сунул, слышишь? Простынешь, дура!
