Тетя Валя отлакировала философские изыскания очередным полустаканом бодрящего напитка и обратилась к никогда не надоедающей, отшлифованной годами, ненависти, погрузилась в воспоминания о собственной молодости, друзьях и подругах и, конечно, о ней, о Королеве.
С Катей Королёвой они жили в одной комнате в общежитии, учились в одной группе, выступали в одной команде на КВНах. Обе приехали учиться в Ленинград из маленьких городков, в изобилии расположенных вдоль железной дороги Москва — Ленинград, имели сходные биографии, даже внешне походили друг на друга, как двоюродные сестры. Но Катины косы были длиннее и чернее, глаза ярче, плечи круглее, а талия стройнее, и одинаковые дешевые платьица выглядели на Кате элегантно, а на Вале всего лишь трогательно. Не удивительно, что буквально сразу Катя превратилась из Королёвой в Королеву. С первого курса Королева принялась примерять роль роковой женщины, и какой-то старшекурсник прыгал из окна по Катиному капризу и ломал позвоночник, но историю замяли, как позже многие другие истории с драками, или отравлением и последующим залетом в «психушку» беременной жены их сокурсника, соблазненного Катей. Да мало ли было историй! Распределились они также вместе, в один "почтовый ящик". В первый год службы Катя загремела в больничку с развеселой болезнью, что немедленно стало известно руководству и грозило Королеве увольнением, невзирая на ее неотразимую красоту. Преступления против нравственности, да еще на режимном предприятии, в те годы считались весьма серьезными, а на Катю показал (как на источник заражения) очень уважаемый сотрудник, отягощенный семьей и большой ролью в профсоюзе. Но выйдя из больнички после месячного лечения для профилактики, на самом-то деле, у нее так ничего и не обнаружили, Катя пошла к самому большому начальнику и, не смущаясь, изложила тому суть дела. Начальник, глядя на круглые плечики под форменным синим халатом, вошел в положение, пообещал разобраться и разобрался довольно быстро: Кате прибавили оклад на десять рублей, а уважаемого сотрудника перевели в другой «ящик» с небольшим повышением.
Примерно в это же время у них появился "на подвеске" новый режиссер, работающий в настоящем, пусть и небольшом, театре, настоящим, пусть и третьим по счету, помощником режиссера. Он научил их, студийцев, всему. Он ездил с ними по горам и весям с выступлениями, таскал их на подпольные концерты, организовывал встречи с приезжающими иностранными туристами после каждой подобной встречи в первый отдел являлся человек в костюме цвета мокрого асфальта и задавал вопросы, а с некоторых требовал письменный отчет, причем всегда безошибочно определял, кому именно есть что рассказать. Они частенько лгали и изворачивались, ведь приходилось скрывать совершенно невинные вещи, вплоть до подаренной зажигалки, но своему режиссеру рассказывали все, приукрашивая действительность в другую сторону.
В черном свитере грубой вязки с воротником под горло, в длинном, вязаном же шарфе, он казался им Князем Тьмы, Королем Порока. Десять молодых дураков и дурочек приобщались к вкусу бренди, купленного в «Березке» на чеки, к пряному дыму неизвестной простым смертным конопли, к совместным безумным ночам с акробатическими трюками и немыслимыми переплетениями тел, когда не знаешь, где чьи руки, и чья плоть в данную минуту в тебе. Когда изыском из изысков представлялось шампанское, через воронку вливаемое в сокровеннейшее из отверстий женского тела. Когда они сами себе казались участниками умопомрачительной черной мессы, стоящими над простодушной серой толпой, почти бессмертными. И приобщение к истинному искусству, гениальным творцом которого был Он, давало им право на вдохновенное сумасшествие. Конечно, Королю в полной мере могла соответствовать только Королева. Конечно, официальный брак не для таких, как они, о нет! И они взлетали все выше, качели раскачивались, королевская чета правила безраздельно, неизменно исполняя ведущие роли во время совместных ночных и дневных бдений.
А тем временем комнаты в коммуналках, причем у Королевы — служебная, никак не хотели превращаться в отдельные благоустроенные квартиры, а тем временем Королева, несмотря на свою многоопытность, понесла и имела неосторожность сказать о том Его Высочеству. И ведь неизвестно, кто был виновником, так сказать, биологическим отцом, но Король повел себя удивительно по-мещански, как последний представитель презираемой толпы: он захотел узаконить отношения. Королева же предпочитала аборт. Будь на ее месте любая другая из их компании, все закончилось бы примитивно, неинтересно и по-человечески счастливо.
