Потом они пошли на звук музыки и вскоре оказались у опушки леса, там, где он полукругом охватывал большую поляну. К тому времени на этой ровной, лишь местами покрытой кустарником площадке собрались все, кто еще не разошелся по домам. Там и тут на шестах были подняты светильники, и танцующие образовали между ними круг. Левее виднелся наспех сколоченный помост, на котором трудились изрядно подвыпившие музыканты.
Живой мотив так и манил присоединиться к веселью. За ним последовал вальс. Пирс заколебался: перспектива уступить свое сокровище кому-то другому даже на время одного танца не радовала его, и он предпочел бы вернуться в уединенное место. Осененный внезапной идеей, он поставил корзину, повернулся к Ласточке и слегка поклонился:
— Позвольте пригласить?
После короткого колебания девушка кивнула, изящным движением подобрала юбки и сделала шаг вперед. Отблеск ближайшего светильника отразился в ее медно-карих глазах, и они вспыхнули на миг странным, чуть тревожным и зовущим светом.
Пока вальс парил над поляной, они танцевали у самой кромки леса, среди деревьев и кустов, топча сочный ковер травы. Словно эльфы, сошедшие со страниц книги, они плыли на волнах музыки из тени в тень. Во всем этом было что-то нереальное, сказочное, прелесть новизны заставляла Пирса разрываться между трепетной сдержанностью и желанием крепче прижать к груди этот подарок судьбы. Больше всего он желал, чтобы Ласточка и в самом деле существовала, чтобы она и в самом деле была дочерью некоего капитана Пакуина, а не частью прекрасного сна, который он по какой-то причине вдруг увидел наяву.
Что, если поутру он откроет глаза и обнаружит, что ничего не было, что на самом деле он все еще в Луизиане? Впрочем, были и другие неприятные возможности. Например, капитан Пакуин мог знать о нем все…
Проклятие, пора оттеснить подальше воспоминания о прошлом! Не хватало только, чтобы они бросили мрачную тень на этот упоительный миг или даже на всю его новую жизнь!
К великому сожалению Пирса, вальс не длился вечно и сменился другим мотивом. Не в силах выпустить Ласточку из объятий, Пирс очертя голову нырнул в какую-то сумасшедшую версию вальса собственного изобретения. Первый же нелепый пируэт заставил его партнершу засмеяться от неожиданности, и смех этот, перекликаясь с мотивом, добавил ему мелодичности. Нимало не смущаясь коленцами, которые выкидывал Пирс, она охотно присоединилась к его игре. Этим она понравилась ему и того больше… впрочем, понравиться больше было просто невозможно. Он и так любил в этой девушке все: каждый медно-рыжий локон, каждую черту выразительного лица, каждый звук, что срывался с ее губ. Снова и снова он представлял себе жизнь с этим восхитительным созданием. Он нашел бы тысячу способов заставить ее смеяться!
Наконец они совершенно выбились из сил и остановились, тяжело дыша.
— Это было так забавно! — воскликнула Ласточка.
Округлости ее грудей высоко вздымались над корсажем, когда она хватала ртом воздух. Не замечая впечатления, производимого этим волнующим зрелищем, она рассеянно поправила заколки в растрепавшейся прическе.
— Почему бы вам не распустить волосы? — предложил Пирс, стараясь отдышаться. — Впереди еще не один танец, и вашей прическе все равно не уцелеть.
Он жаждал видеть ее со свободно рассыпающимися по плечам волосами.
Его предложение произвело странный эффект. Ласточка перестала улыбаться и как-то притихла, большие удлиненные глаза затуманились, веки слегка, словно в томлении, опустились.
— Да… так будет лучше… — произнесла она тихо и медленно подняла руки к волосам.
Мир словно подернулся для Пирса дымкой тумана, звуки отдалились и смешались.
— Позвольте мне! — вырвалось у него.
Девушка промолчала, уронив руки. Она не сводила взгляда с лица Пирса, когда тот потянулся к ее прическе. Он чувствовал себя так, словно никогда прежде не был с женщиной. Он был напряжен, как натянутая струна, руки отказывались повиноваться, и ему стоило больших трудов заставить пальцы вынуть одну за другой многочисленные заколки. Его совершенно заворожило зрелище медно-рыжих волос, каскадом спадавших на ее плечи. Время, казалось, остановилось.
