Ладогин. Осмелюсь возразить: вот ведь слуга ваш, Тришка, лежит и не встаёт; и вы ничего с ним поделать не можете. Нет уж. Мне бы с неграми предпочтительнее было бы.
Базальтов. Так разве ж мой Тришка − это русский мужик? Это ведь так себе − бывшая собака бездомная. Всю жизнь в грязи и в помоях ковырялся, а я его из жалости подобрал, да человеком сделал. А настоящему русскому мужику моё вещество − ни к чему. Стало быть, это моё изобретение − у нас, в России, столь же нелепо, как если бы я открыл в природе новый газ, способный заменить обычный воздух. А зачем людям новый воздух, когда и старого кругом полным-полно? Дыши себе и дыши.
Ладогин. И всё же, продайте мне ваше изобретение.
Базальтов. Да на что оно вам? Неужто и в самом деле в Африку поедете?
Ладогин. Может, и поеду. А может быть, и не поеду.
Базальтов. Честное слово, понять мне вас трудно. Ехать куда-то… С изобретением, которое никому не нужно…
Ладогин(успокаивающе, убаюкивающе). А кто ж и говорит, что нужно? Не нужно. Не нужно. Вот потому и продайте. А я вам за него заплачу: пятнадцать рублей.
Базальтов. Вот вы лучше бы купили у меня проект вечного двигателя! А с вечным бы двигателем − такие бы дела закрутили!..
Ладогин. Спасибо, спасибо… Это − как-нибудь в другой раз…
Базальтов. Или проект громоотвода. Я такой громоотвод изобрёл!
Ладогин. В другой раз − с величайшим удовольствием куплю и вечный двигатель, и громоотвод, и проект вашего города будущего!.. Но сейчас − продайте мне ваше «лекарство».
Базальтов. Право, даже и не знаю. Торговать пустотою, воздухом − оно даже как-то и грешно… Да возьмите вы моё открытие так. Задаром. Вон на той полке лежит моя тетрадь, где я всё это когда-то записывал. Красненькая такая… (Смеётся.) Там и все опыты мои описаны, и рецептура вся… Я опыты свои над этим самым Тришкой и проводил. Поверите ли? Бывало дам ему дозу, а он её − как примет! И тот же час станет − ну как шёлковый! Но потом я понял, что с ним можно легко обходиться и без этого: двинешь его иной раз по мордасам − и тот же результат. А нет, так и кулак ему просто покажешь, а он уже лезет целовать тебе руку за то, что кулак этот остался в бездействии. Эй, Тришка! Сукин сын! Подай господину − как его там − тетрадку! Слышь ты, что тебе барин велит?!
Ладогин. Не извольте беспокоиться! Я и сам могу взять.
Базальтов. Тришка! Эй ты!
Тришка лишь ворочается на своём сундуке.
Нет, ну вы видели когда-нибудь такого проходимца?
Ладогин. Я и сам могу взять… На какой, вы изволили сказать, полочке?
Базальтов. Да вон на той. Красненький такой переплётик. Только ж вы осторожней, а то ведь там пыль может оказаться! Ради бога! Не поднимайте пыли!.. Я так боюсь пыли!.. А этот Тришка-бездельник, его ж ведь не заставишь потом ни подмести, ни убрать, ни прибрать…
Гость берёт в указанном месте указанный предмет. И это та самая тетрадь, которая уже фигурировала в первой сцене этой пьесы. Это в неё автор наклеивал свои кощунственные вырезки.
Ладогин(смеясь дрожаще и подобострастно). Да что вы! Тетрадь чистенькая, совсем и не пыльная вовсе…
Дрожащими пальцами он перелистывает своё сокровище, жадно вчитывается в написанное. И вдруг − ехидно улыбается.
Вы, насколько я вижу, не очень-то обременяли своё воображение. Ведь тут − сплошные вырезки-вырезки-вырезки, и лишь совсем немного − написанного вашею рукою… Хе-хе-хе!.. Однако же!..
Базальтов. А чего вы удивляетесь? В этом мире нет решительно ничего нового. Всё уже когда-нибудь да было. И я был, и мой Тришка-негодяй когда-нибудь был, вот и вы − тоже ведь уже были, мой дорогой…
Ладогин. Я?! Ну что вы!.. Меня никогда не было… Я − впервые…
Базальтов. Да бросьте вы! Всем так кажется. Каждому лестно думать о себе, что он единственный в истории Вселенной…
Ладогин. Но я-то уж точно − единственный… Насчёт меня − ошибаться изволите…
Базальтов. Всё старо, мой дорогой господин − как вас там! Всё старо!.. (Поправляет одеяло, основательно укутывается в него.) Одно и то же! Всегда и везде − одно и то же! Невыносимая скука, доложу я вам, эта самая жизнь… Удивляюсь некоторым людям: что они хорошего в ней находят…
