— Касание скверны, — произнес Ронан, посмотрев сначала на меня, потом на Марину. — Тебя не убило сразу, и до сих пор ты сумел сохранить разум — значит, шанс выжить у тебя есть. Сейчас, когда больше не сможешь сопротивляться, откройся для тьмы и тебя ждет… определенное испытание. Если его пройдешь, черная скверна перестанет быть для тебя страшной.
— Если? — прохрипел я.
— Если, — кивнул оборотень.
— Что мне надо делать? Просто ждать?
— Сопротивляйся до последнего момента, старайся не терять сознание. Потом поддайся. Это важно — ты должен провалиться в беспамятство самостоятельно — словно сам прыгнул в пропасть, а не тебя толкнули. Дальше придется разбираться самому, у всех происходит по-разному.
— Какие шансы?
Даже чувствуя, как вновь накатывает беспамятство, я мог формулировать на удивление емкие вопросы.
— Очень высокие, — успокоил меня оборотень.
— Подробнее! — сквозь зубы произнес я.
— Из десяти добравшихся до той стадии заражения, в которой ты сейчас, выживает иногда даже двое-трое, — пожал плечами оборотень.
Выругавшись, я откинулся на свернутую шкуру, служившую мне подушкой.
Действительно, шанс невероятно высок. Особенно если держать в уме это его «иногда двое-трое», то…
— Мы тебе поможем, — неожиданно произнес полуэльф и тут же добавил, бросив взгляд на спутников, — Они помогут, вернее.
«Как?» — одними губами произнес я.
— У нас в отряде два служителя разных богов. Они помолятся за тебя, — произнес оборотень и хмыкнул, — шанс конечно невелик, ведь обращаться к богам это как звать стражу во время кабацкой драки. Но они будут молиться и надеяться, — снова посмотрел Ронан Бан-Роан поочередно на рыцаря, после на Анну.
Сначала я по привычке подумал было, что полуэльф пытается шутить. Даже зло дернул уголком губ — желая сказать ему в ответ что-то обидное, а потом вдруг вспомнил и параметр «Молитвы» в характеристиках рыцаря, и «Божественную милость» в описании экипировки жрицы Ассамы. Почему, если в Валлиранте есть магия, не может быть идущих на контакт с людьми богов? Вполне себе могут — да и служительницы Лунатиарны вполне реально исцеляли и возвращали к жизни умирающих воинов, вот прямо на моих глаза.
Между тем Дарриан, судя по красным пятнам на лице, перспективе молиться совершенно не обрадовался. Зато Аня в надежде вскинула подбородок и маска обреченной тоски и, наверное, вины, с ее лица пропала.
«Поехали» — одними губами произнес я, откидывая в сторону лед с раны и чувствуя все сильнее накатывающую слабость и круговорот беспамятства. Потолок перед глазами завертелся, я оказался словно внутри сбросившей меня с гребня волны, перемалывающей и не дающей вынырнуть на поверхность — и изо всех сил рвался наверх, к свету, обратно в реальный мир. Запястья коснулись чьи-то прохладные руки, гладя и успокаивая — давая мне возможность подольше зацепиться за реальность, не позволяя сознанию покинуть тело.
«Как молиться? Что мне делать?» — успел услышать я взволнованный голос Ани. После вдруг понял, что больше не могу сопротивляться накатывающему беспамятству и перестал бороться — последним усилием словно шагнув в пропасть. Тело на несколько мгновений оказалось будто в невесомости; потолок закружился с такой скоростью, что почувствовал себя в космосе среди стелящихся в линии звезд. Несколько секунд калейдоскопа вокруг, а после я словно упал с огромной высоты плашмя в воду. Выгнувшись дугой, в беззвучном крике боли, почувствовал как закатываются глаза и на меня наваливается непроглядная, густая тьма.
Начав понемногу осознавать действительность, я постепенно приходил в себя, выныривая из липкой паутины беспамятства. И почти сразу глухо застонал от невыносимой боли и мерзкого чувства тяжелой тоски. Мышцы сковывала усталая немощь, которая едва позволяла шевелиться. Открыв глаза, увидел, что лежу ничком на каменистой плите, раскинув широко руки и ноги, словно приземлился, падая с большой высоты.
Стиснув зубы, неимоверным усилием заставляя тело двигаться, со старческим кряхтением поднялся, осматриваясь. Вокруг был только голый камень и густой, осязаемый молочный туман. Со стоном обхватив голову руками, я перевел дыхание, массируя виски и пытаясь прорваться сквозь тягучую пелену, сковавшее все тело.
