1360 актов сопротивления зарегистрировали сами оккупанты в районе, где располагались подземные бункеры Гитлера.
Весной 1942 года Гитлер, Геринг, Розенберг, Гиммлер, Риббентроп, Кейтель, Гелен прибыли в Винницу. Они разместились в здании местной психоневрологической больницы. Предварительно в ней было убито около 1500 больных. В следующие два приезда Гитлер останавливался в Коло-Михайловском бункере, однако находился там недолго. К приходу Советской Армии немцы взорвали цитадель.
10
Шел март сорок четвертого.
Григорий Филиппович Безвершук - больной, постаревший, сгорбившийся дождался вечера и на ощупь накопал в огороде чашку мелких полусгнивших прошлогодних картофелин. Корову немцы увели. Картошку, выращенную в огороде, забрали. Яблони, вишни, любимицу всей семьи - старую вербу около хаты - срубили еще год назад: мешали зенитной батарее.
Тетка Фросына ушла к родственникам в деревню - выменять на старые платья хоть немного продуктов, но дело это было нелегкое. Немцы ограбили и деревни. Тетка задерживалась.
Григорий Филиппович разделил нарытый картофель на две кучки. Из одной напек твердых и сухих картофельных лепешек. Из другой сварил жидкий суп без жиров. Потом погасил каганец и сел к окну - ждать жену и Васю...
На русской земле изменило Гитлеру авантюрное счастье. Советская Армия уже нанесла немецко-фашистским войскам тяжелые поражения под Москвой, Сталинградом, Орлом и Курском. Теперь она широко и мощно гнала врага с Украины.
Гитлеровцы лютовали. Они забирали у населения все, что могли, жгли и уничтожали города и села, убивали тысячи ни в чем не повинных людей.
В эшелоны грузились все новые партии рабов - на работу в Германию. На турбовских парней и девчат шла настоящая охота. Без конца совершались облавы. Солдаты и полицаи день и ночь обходили дома. По погребам и чердакам с ходу били из автоматов, чтоб не тратить время на осмотр.
Осенью сорок третьего они ворвались таким же образом к Григорию Филипповичу и, как ни объяснял он им, что Иван "блинде", ничего не видит, угнали в Германию слепого брата Васи.
И Васе исполнилось пятнадцать лет. Таких уже забирали.
Вася скрывался то в яме за сараем, то в землянке на огороде. Когда надоедало быть одному - навещал в тайниках своих дружков. В последние дни Вася прятался у Ивана Ружицкого. Но фронт приближался. Находя скрывавшихся, немцы расстреливали их на месте. Сегодня Вася передал отцу, что этой ночью они с Иваном перейдут в скирду соломы на выгон.
Турбовчане сидели в своих домах, как в норах. Из-за близости фронта немцы запретили им выходить на улицу, зажигать огни. Окна у Безвершуков были плотно завешены старой одеждой. Приподнимая время от времени уголок тряпки, Григорий Филиппович надолго приникал к стеклу, слушал, не раздадутся ли знакомые шаги.
В третьем часу ночи Вася тихонько царапнул стекло. Отец узнал его, открыл дверь. Потом зажег каганец, сделанный из консервной банки, и, рассказывая поселковые новости, стал кормить сына.
Дружки договорились встретиться в три часа. В глухую пору легче уйти из городка. Вася посматривал на ходики и торопливо хлебал суп. Отец осторожно выглядывал в окно. Что на улице? Нет ли поблизости немцев?
Вася кончил есть, сунул лепешки в сумку и стал собираться.
Вдруг со двора резко и громко постучали.
Отец и сын вздрогнули. Так не стучат, когда таятся. Григорий Филиппович торопливо сунул каганец в печь.
Дверь снова загрохотала.
Отец вышел в сени.
- Кто?
- Откройте!
Вася осторожно приподнял занавеску, пытаясь разглядеть, кто там. И оказался лицом к лицу с приникшей к окну со двора темной тенью.
- А-а, комсомоль! Партизан! - донеслось сквозь стекло. - Гут! гут...
Трясущимися руками отец открыл дверь.
Загремели сапоги и оружие. В дом ввалились полицаи. Немецкие солдаты остались у окон снаружи. На опасные дела они всегда посылали первыми полицаев.
Два полицая сразу направили автоматы на Васю:
- Руки вверх!
Несколько других, подсвечивая себе электрическими фонариками, быстро осмотрели в хате темные углы, заглянули за печь, под кровать.
Григорий Филиппович достал из печки каганец. Вместе с полицаями ходил по хате с пистолетом в руках Мишка Леонтюк, сделавший вид, что не знает ни Васи, ни старого каменщика.
