Прогноз погоды оказался точным. Маргарет посмотрела на безоблачное голубое небо, а затем, опустив взгляд на заляпанные зеленым руки и ноги, нахмурилась. Краска, которую она купила, чтобы подновить деревянную скамью, оказалась слишком жидкой, и, похоже, большая ее часть очутилась на Маргарет. Хорошо еще, что она надела старую майку и не менее заслуженные шорты.
Ожидая, пока высохнет первый слой краски, она пошла в кухню и приготовила себе кофе. Дом казался неестественно тихим. Она поставила чашку на стол. Ее глаза затуманились при воспоминании о времени, когда комнаты были наполнены лепетом, плачем и смехом маленькой Олли.
Задолго до того, как дочь покинула дом, поступив в университет, Маргарет твердо решила, что не позволит себе превратиться в прилипчивую, надоедливую мать. Однажды Оливия станет взрослой и оставит ее, и с этим придется смириться. Ей казалось, что она привыкла к этой мысли. Однако слезы, жегшие сейчас глаза, говорили об обратном.
Это всего лишь жалость к себе, оправдывалась Маргарет. Просто у меня плохое настроение, потому что… Потому что мне не нравится, что Джордж вторгся в жизнь Оливии.
Она попробовала поставить себя на его место, представить, каково это — внезапно узнать, что у тебя есть взрослая дочь. Маргарет встала и беспокойно заметалась по кухне. Нет, она не желает испытывать симпатию и сострадание к своему бывшему мужу и признавать, что он действительно испытал настоящий шок, поняв, что Оливия — его ребенок. Ее жизнь и так слишком сложна, чтобы взваливать на себя еще и эту ношу.
Где же сейчас может быть Джордж? Неужели у Оливии?
Лишь спустя несколько мгновений Маргарет поняла, как изобличает ее то, что в первую очередь она подумала о Джордже и только во вторую — об Оливии. Она быстро вернулась к столу и выпила кофе. Ей нужно работать в саду, а не сидеть здесь, перед окном, во власти ставшего почти навязчивым желания впустить Джорджа в свои мысли… в свое сердце.
Маргарет содрогнулась. Если быть честной с собой, разве не пребывает он там постоянно, как бы она ни пыталась этого отрицать? И разве не дорожит она теми ночами, в которые грезит о нем? Ее бросило в дрожь от болезненного, опустошающего чувства одиночества, от тоски при мысли, к чему неизменно приводят ее воспоминания о прошлой жизни с Джорджем.
Я дура, с горечью сказала себе Маргарет. Я цепляюсь за то, чего на самом деле не было. За любовь, которой никогда не существовало… по крайней мере, со стороны Джорджа.
Слезы навернулись ей на глаза. Она заморгала, чтобы прогнать их. Хватит страдать! Скамья, должно быть, подсохла, и ее можно покрыть краской второй раз.
Маргарет уже собралась выходить, как кто-то постучал в дверь.
Оливия! Наверное, это Оливия! — взволнованно подумала мать. Но потом сообразила, что дочь вряд ли стала бы стучать, ведь у нее есть ключи. Маргарет слегка поморщилась, вспомнив о своем неопрятном виде, прошла в холл и поспешила к входной двери.
Когда она открыла ее, солнечный свет ударил в глаза, и все, что Маргарет смогла увидеть в первое мгновение, — это мужской силуэт. Мужчина спокойно произнес, входя в дом:
— Поверь, мне бы хотелось зайти в более подходящий момент. Однако…
Это был Джордж. Что ему здесь нужно? А затем Маргарет вдруг поняла, что знает это, и первоначальное изумление сменилось злостью. Она прервала его, с раздражением бросив:
— Однако тебе не терпелось прийти и позлорадствовать, не так ли? Что ж, ты опоздал. Я уже говорила с Олли. Зачем ты так поступаешь, Джордж? Она ведь не нужна тебе… Тебе вообще не нужны дети. Ты сам в этом признался, заявив, что позаботился о том, чтобы их не иметь… Пусть биологически она твой ребенок, но во всех остальных смыслах — только мой. И если ты думаешь, что я отойду в сторону и позволю тебе причинить ей боль…
— Причинить ей боль?
Она услышала неподдельное возмущение в его голосе. Это отрезвило Маргарет, пробив броню ее собственного страдания и заставив замолчать и внимательно посмотреть на гостя.
