Космо и Мэбс наблюдали за реакцией матери, когда отец представлял ее, как они это называли, своим потерянным друзьям. Они ощетинивались, сплачивались вокруг матери и свирепо взирали на незнакомцев, которых представляли.
Космо пытался объяснить это Бланко, когда они гуляли по городу после ужина.
— Мы знаем, что ей нечего бояться. Отец в ней души не чает, но он дурак, он ждет, что она поймет, что между ним и этими женщинами ничего не было. Как раз женщин она и боится. Некоторые из них ведут себя так, как если бы…
— Что?
— Как если бы у них с отцом что-то было. Это нелепо.
— А может, и было?
— Откуда я знаю? Что касается мужчин, их она опасается из-за того, что боится показаться глупой. У отца есть друзья намного умнее его, и они думают, что женщинам надо просто уметь хорошо слушать. (Бланко засмеялся.) И ма совсем не такая уж хорошая слушательница. Она болтает, из-за того что нервничает, — сказал Космо.
— Хотел бы я болтать, когда нервничаю. А я немею.
— Но сегодня, — воскликнул Космо, — ты заметил? Когда ее представили баронессе и ее пяти амазонкам, ма была такая веселая, радостно приняла приглашение к их столу. Так что их семь и нас шесть — ужас!
— Нас будет тринадцать.
— А ты суеверный?
— Да простая арифметика.
— Удивительно! — воскликнул Космо. — Она держалась неожиданно. Совсем непохоже на нее. Обычно уходит неделя, чтобы она достигла такой стадии.
— Ты заметил, как баронесса сказала: „Давайте восполним потерянные годы, и пусть наши дети познакомятся“. Ты как думаешь, ей столько же лет, сколько твоему отцу, или просто так кажется?
— Ну даже если…
— Она толстая.
— Ну это мою мать не обескуражит. Она будет все время думать, что из этой кучи жира выглядывает малышка Роуз.
— Твой отец говорил так, как будто ее муж был его большим другом…
— Этим мать не проведешь. Нет, я думаю, тут что-то еще, все дочери и только один сын.
— Причем, некрасивые дочери, — согласился Бланко.
— А Мэбс — сногсшибательная.
— Почему ты мне не говорил про это? — удивленно спросил Бланко.
— Потому что у тебя никаких надежд. Мэбс семнадцать.
— А ее подруга?
— То же самое.
— А ты думаешь, барон и баронесса все время делали попытки: оп, оп, оп, оп, оп — пять маленьких девочек, потом о-оп — и наконец — они сделали сына Феликса; ура и можно остановиться? — спросил Бланко.
Космо и Бланко толкнули друг друга плечом и расхохотались. Успокоившись, Бланко сказал:
— Я думаю, твоя мать поняла, что если мы пересядем к голландцам, то уберемся подальше от той противной пары за соседним столиком, которая так ругала своего ребенка.
— Ах да. Я тоже кое-что уловил. Они говорили, что у нее угри. Бедняжка. Да, Элизабет, ну старшая из голландок, играет в триктрак, и все они — в теннис. Кажется, они не буки и не задаваки. Одна спросила, почему мы не ходим танцевать в казино. Похоже, возраст не имеет значения. Вот все пойдем и потанцуем.
— Танцевать? — в голосе Бланко послышалась заинтересованность.
— А ты умеешь?
— Немножко, — кивнул Бланко.
— Если хочешь познакомиться с Мэбс, тебе надо уметь танцевать.
— Да я умею. Посмотри, как я отплясываю чарльстон. — И Бланко принялся подпрыгивать и извиваться на тротуаре. — Давай, Космо, танцуй!
— Перестань. Сейчас соберешь толпу. Заткнись же, — шипел Космо, обеспокоенный весельем друга.
— Да не будь ты таким уж англичанином, — танцуя, пропел Бланко.
Космо почел за благо удрать и рванул с места.
Бланко подпрыгивал и приседал, вытанцовывая фигуры на песне. Он напевал мелодию, которую слышал, когда видел, как Джек Бучанан танцевал с Элси Рэндолф. В своем ликующем танце он продвигался к волнам, взбивая песчаные облака. Бриз с моря неприятно раздражал глаза, трепал волосы. Он воздел руки к небесам и завертелся в экстазе.
Наконец Бланко остановился, он был один на пляже, стоял и смотрел на огни города, отражающиеся в воде, на цвет волн, освещенных луной. Они серебряные или изумрудные? А море черное или зеленое? Облако наплыло на луну, стало прохладно, и Бланко повернул обратно. В этот момент он увидел Флору.
Флора, крепко закрыв глаза, входила в воду. Она была одета. Бланко схватил ее, и она ударила его.
