— Кто этот товарищ? — ни к кому не обращаясь, спросил Хлебников.
— Александр Нестерович Кристич. Рабочий — резиносмесильщик, — не без гордости ответил Брянцев.
— Я понимаю, что он трудится на рабочем месте. Но по образованию он… инженер?
— Десятилетка, — бросил Кристич и по выражению лица Хлебникова понял, что тот ему не поверил. — Теперь посмотрите образцы первого ряда. Это незащищенная резина, она почти разрушилась. Образцы второго ряда, с суперлюксом, дали трещины. Все остальные, с разным количеством нашего антистарителя ИРИС-1, неизменны.
— Ого, уже и фирменный знак обозначен! — не выдержал Хлебников.
Кристич будто и не слышал его замечания.
— Резина с содержанием одного процента ИРИС-1 лучше, чем незащищенная, но все же стареет. Два процента дают большую стойкость, три — великолепную, гораздо лучшую, чем суперлюкс, четыре — еще лучшую, но механические качества резины стали незначительно снижаться. Оптимальное содержание мы установили в размере три и одна десятая процента…
— Какой техникум кончили? — быстро спросил Хлебников, уверенный, что ему под видом рабочего подсунули квалифицированного специалиста.
— Три года в ИРИ в качестве исследователя.
Хлебников усмехнулся:
— ИРИ? Что это такое?
— Институт рабочих-исследователей, — пояснил Кристич.
Внимательно следивший за Кристичем Апушкин сдержанно улыбнулся. Ему решительно нравился этот рабочий парень лет двадцати трех — двадцати пяти с виду, но, судя по ухватке, старше, с болезненно бледным, нервным лицом. «Зубастый. Такому палец в рот не клади».
— А если потребуются более полные сведения — пожалуйста.
Кристич достал из портфеля, который не отдавал Целину, зная его способность терять все, кроме собственных брюк, два тома в коленкоровых переплетах и положил их на стол.
Хлебников прочитал тисненную золотом надпись: «Общественный институт рабочих-исследователей».
— Все всерьез, как у взрослых, — с улыбкой сказал он. — Но только почему институт? Написали бы «Академия». «Академия рабочих-исследователей». Здорово!
У Целина иссякло терпение.
— Гораздо серьезнее, чем у взрослых! — закричал он так, словно в комнате были глухие. — Гораздо! Во сто крат! Неизмеримо!
Брянцев остановил его, бесцеремонно толкнув в бок.
— Мы эту дискуссию перенесем на другое время, когда вернется из поездки товарищ… товарищ…
— Апушкин, — подсказал Апушкин. — Ударение на «А».
— Ладно, перейдем к делу, — согласился Хлебников и повернулся к шоферу. — Вот, Иван Миронович, какой вопрос вам придется решать. Я очень доволен, что вы теперь, как говорится, в курсе дела. Только наши данные о качестве резины совсем другие. Ксения Федотовна, покажите… нет, нет, не фотоснимки, а образцы.
Целин, Кристич и Апушкин принялись рассматривать наклеенные на картон образцы, остальные наблюдали за ними.
Апушкин почесал рукой затылок и многозначительно хмыкнул.
— Все понятно? — спросил Хлебников. — Я боюсь, что три процента, которые они туда насовали, вызовут расслоение каркаса и отслоение протектора. Так что смотрите, никаких лихачеств. Норму не перевыполнять. А то все вы домой торопитесь.
— Как же не торопиться! Жена, двое детей. Соскучишься — ну и жмешь на всю железку. Особенно последние дни, когда душа изболится. — Помолчав, Апушкин добавил: — Может, холостяка послали бы.
Ему явно не хотелось приниматься за испытание этих шин. Было только неясно, что отпугивало — качество резины или длительность поездки.
— Командировка будет недолгой, — успокоил его Хлебников. — Эти шины много не пройдут. А вот насчет опасности… Разрешаю снизить норму до четырехсот километров в сутки, хотя дорог каждый день, потому что товарищи шинники отстояли право выпускать свою, с позволения сказать, продукцию до вашего возвращения.
— А если эта дрянь на полном ходу разлетится на куски, да еще на передке? Играть в кювет?
Хлебников развел руками:
— Они уверяют, что не разлетится.
— Вы едете один? — спросил шофера Кристич.
— Пока один. Второго дадут на месте, на автобазе.
— Алексей Алексеевич, разрешите, я с ним поеду, — взмолился Кристич. — Я ведь права имею, правда, на легковую. И веселее ему будет, и помогу чем-нибудь…
