Разоренный год - страница 2
Любя всем сердцем нашу великую и прекрасную Родину, Зиновий Самойлович горячо полюбил и народные песни предания, и родной язык, богатый и образный, а главное, людей нашей Родины — простых, прямых и великодушных людей, с отважным и верным Родине сердцем.
Зиновий Самойлович был еще полон писательских планов, живых и прекрасных человеческих образов, замыслы новых книг роились в его голове и волновали его воображение, когда внезапно 7 октября 1957 года сердце писателя остановилось…
Писатель Зиновий Самойлович Давыдов скончался неожиданно для родных и товарищей по перу. Но светлые образы его стремительных, полных борьбы и движения книг, в ярких картинах воскрешающие вековую быль, будут долго жить и будить интерес к истории в умах и сердцах взрослых и юных читателей.
Степан Злобин
ДУДОЧКА
Солнце жарило вовсю, но до Сеньки ему было не добраться. Мальчик сидел на пеньке в густой тени орешника.
Плотной стеной поднялся здесь орешник, давая тень и прохладу. На лесной полянке ярко зеленела трава-мурава, а вверху голубело небо с одним-единственным облачком.
Облачко пробиралось над лесом к речке. Но, словно заметив белоголового мальчугана внизу, облачко остановилось и стало его разглядывать.
Сеньке на вид никак не дать больше десяти лет. На нем была холщовая домотканая рубашонка и домотканые портки. А голова была не покрыта и ноги не обуты.
В руке Сенька зажал отточенный ножик, которым орудовал очень ловко. Из ореховой тростинки Сенька мастерил дудочку. Время от времени он отрывался от своего дела и оглядывал полянку, всё ли на месте.
Но все было на месте, беспокоиться было не о чем.
Все пятеро овечек, которых привел на полянку Сенька, пощипывали траву.
У Сенькиных ног дремал Жук — песик неизвестно какой породы, черный, как сажа, с хвостом, туго закрученным в крендель. А сквозь просеку в орешнике Сеньке видна была речка и за речкой — родное село Мураши, с церковкой на пригорке и кузницей на въезде.
«Тинь-тинь, — доносятся к Сеньке из кузницы удары большого молота о наковальню: — тинь-тинь».
Это Сенькин тятя, кузнец Андреян, орудует у себя в кузнице, хватая то молот и щипцы, а то мех, чтобы раздуть в горнушке огонь. Сенька даже как будто слышит: дымком попахивает — сизым дымком, что чуть заметно стелется над кузницей, стелется и тает.
«Тинь-тинь», — выбивает молотком кузнец Андреян.
«Тук-тук», — выстукивает и Сенька, обколачивая свою тростинку черенком ножа.
И вот она уже готова — выдолбленная тростинка, ореховая дудочка с дырочками для переборов на разные лады, с косым срезом на одном конце, куда дуть и играть.
Сенька подул, пальцами перебрал…
«Тур-лир-ли», — заговорила дудочка.
— Работает! — обрадовался Сенька. — А ну как еще!
«Тур-лир-ли, тур-лир-ли», — повторила дудочка.
Сенька рассмеялся. Жук щелкнул зубами. Овечки перестали щипать траву. А облачко у Сеньки над головой словно ждало, что будет дальше.
Мальчик снова поднес дудочку к губам, разложил пальцы по просверленным вдоль ствола дырочкам и уже заиграл по-настоящему.
разнеслось по полянке.
Сенька встал, потянулся, поднял с земли берестяную коробушку и засунул туда дудку и ножик. Потом собрал овец — белых и черных — и погнал все свое маленькое стадо к речке.
Жук поднялся на ноги и тоже потянулся. Щелкнув зубами, он поймал муху и нехотя побрел за Сенькой туда, где речка тянула свои струи сквозь тростник и камыш.
Так они друг за дружкой и двинулись с полянки: овцы, за овцами — Сенька, за Сенькой — Жук. Одно облачко осталось на месте, как бы раздумывая, куда податься.
Но только тронулся в путь Сенька со своими овечками, как совсем неожиданно пришлось остановиться.
ВСАДНИКИ НА ДОРОГЕ
Еще Сенька не выбрался из орешника, когда услышал голоса на дороге, что вилась к броду. И Сенька разглядел сквозь листву всадников на рослых конях.
Всадники были усаты и безбороды. Одеты они были в цветное платье. Кривые сабли были у них прицеплены к поясам, а длинные хохлы выбивались из-под заломленных шапок, сдвинутых набекрень.
