— Что происходит? — сказал Кайо Бермудес. — Я четыре часа жду приема у президента. Что это значит, Паредес?
— Благодаря этому решению армия остается незапятнанной, — сказал сенатор Аревало. — А вы приобретаете огромный политический капитал. И все, кто вас ценит, генерал, очень рады этому.
— Ты можешь беспрепятственно пройти к президенту, — сказал Кайо Бермудес. — Я прошу тебя: отправляйся сейчас же, объясни ему, что тут заговор в самых высших сферах и теперь все зависит только от него. Пусть вразумит Льерену. Я уже никому не верю. Меня продали даже Лосано с Альсибиадесом.
— Без глупостей, Молина, — сказал Лосано. — Никаких арестов. Оставайтесь на месте со своими людьми, постарайтесь обойтись без стрельбы.
— Не понимаю, сеньор Лосано, — сказал Молина. — Вы приказываете одно, министр — другое. Кого мне слушать?
— Меня, — сказал Лосано. — О доне Кайо можете забыть. Он отстранен от дел, и, боюсь, ему недолго ходить в министрах. Сколько там раненых?
— Человек двадцать, сеньор Лосано, — сказал Молина. — Это тяжелые, они все в госпитале.
— А тех двоих похоронили? — спросил Лосано.
— Да, как дон Кайо распорядился, тайно. Двое других вернулись в Ику, — сказал Молина. — Один в госпитале. Тельес его зовут.
— Выпроводите его поскорей из Арекипы, — сказал Лосано. — И моих агентов тоже. Нечего им там околачиваться.
— Иполито уже уехал в Лиму, вопреки моему приказу, — сказал Молина. — А второй, Пантоха, — в довольно тяжелом состоянии. Ему придется полежать, передвигаться самостоятельно он не может.
— А-а, понимаю, — сказал Кайо Бермудес. — Обстоятельства складываются так, что не понять нельзя. Отлично понимаю. Что ж, я согласен. Где подписать?
— Ты как будто не очень огорчен, Кайо? — сказал Паредес. — Мне очень жаль, но я не мог тебе помочь. Сам понимаешь, в политике дружбу — побоку.
— Да что ты мне объясняешь, я все прекрасно понимаю, — сказал Кайо Бермудес. — И потом, я и сам давно уже собирался уйти и говорил тебе об этом, если помнишь. Да, завтра утром. Самолетом.
— Не знаю, как я буду себя чувствовать в твоем кресле, — сказал Паредес. — Ах, если бы ты, с твоим громадным опытом, мог остаться, подать мне совет в трудную минуту.
— Пожалуйста, — сказал Кайо Бермудес. — Вот тебе мой совет: не верь никому на свете, даже родной матери.
— Ошибки в политике обходятся очень дорого, — сказал Паредес. — Это как на войне.
— Верно, — сказал Кайо Бермудес. — Я не хочу, чтобы знали о том, что я уезжаю. Будь добр, сохрани это в тайне.
— Мы тебе наймем такси, оно тебя отвезет в Каману, там, если захочешь, отдохнешь денька два перед тем, как ехать в Ику, — сказал Молина. — И помалкивай насчет всего, что видел тут, в Арекипе. Лучше будет.
— Ладно, — сказал Тельес. — Лишь бы убраться отсюда.
— А я? — сказал Лудовико. — Меня когда отправите?
— Как только начнешь вставать, — сказал Молина. — Да не бойся, все уже позади. Дон Кайо больше не министр, и забастовка скоро кончится.
— Не держите зла, дон Кайо, — сказал доктор Альсибиадес. — На меня было оказано такое давление, что иначе поступать я не мог.
— Ну, разумеется, Альсибиадес, — сказал Кайо Бермудес. — Какое там зло, напротив: я восхищен вашим проворством. Помогайте по мере сил моему преемнику — команданте Паредесу. Он вас назначит начальником канцелярии. Паредес спросил мое мнение о вас, и я заверил его, что вы справитесь.
— Всегда буду рад оказаться вам чем-нибудь полезным, дон Кайо, — сказал Альсибиадес. — Вот ваши билеты, вот паспорт. Все в порядке. Мы уже не увидимся, позвольте пожелать вам доброго пути, дон Кайо.
— Ну, заходи, заходи, у меня потрясающие новости, — сказал Лудовико. — Ну-ка, угадай.
— Нет, Лудовико, не «с целью грабежа», — сказал Амбросио. — Нет, нет, и не поэтому тоже. Не спрашивай меня, а? Я все равно не скажу, почему я это сделал. Ты поможешь?
— Мне дали звание! — сказал Лудовико. — А ну-ка, одна нога здесь, другая там, притащи бутылку, только чтоб не засекли, — отметим.
— Нет, это не он меня послал, он и не знает об этом, — сказал Амбросио. — Убил — и убил, а почему — не спрашивай. Сам, один все задумал и исполнил, нет, никто не помогал. Он собирался дать ей денег на Мексику, он смирился, что она всю жизнь будет из него кровь сосать. Поможешь, а?
