— Значит, позвонит еще, — отозвалась я.
После посадки, однако, я уже тысячу раз успела проверить мобильник.
— Сама не понимаю, — продолжала мама, — с какой стати я жду от нее звонка. Она вообще перестала мне звонить. По всей видимости, для нее это слишком большой труд. — В голосе задребезжали нотки обиды. — Я уж молчу про то, когда она в последний раз ко мне приезжала!
Вероятно, до сделок с Богом мама еще не дошла.
Я взяла напрокат машину. Несмотря на ранний час — шесть утра, — трасса М4, ведущая в Лондон, была загружена. «Час пик» — дурацкое название для скопища автомобилей, в которых сидят агрессивные, излучающие бессильную злость люди. Из-за выпавшего снега бесконечная цепочка авто тянулась еще медленнее. Мы ехали в полицейский участок. Печка в салоне никак не включалась, и слова вылетали из наших уст облачками ледяного пара.
— Ты уже разговаривала со следователем? — спросила я.
Мамино раздражение ощутимо повисло в воздухе.
— Разговаривала, да что толку? Что я вообще знаю о жизни собственной дочери?
— Кто сообщил в полицию о том, что Тесс пропала?
— Домовладелец. Эмиас… забыла фамилию, — недовольно ответила мама.
Я тоже не помнила фамилию этого человека. Меня вдруг поразило, что именно он, пожилой хозяин квартиры, которую ты снимала, позвонил в полицию.
— Он еще сказал полицейским, что ее донимали телефонные хулиганы, — прибавила мама.
Несмотря на холод в салоне, я покрылась липким потом.
— Что за телефонные хулиганы?
— Мне не объяснили.
Я посмотрела на маму. Из-под маски тонального крема и пудры резко выступало бледное, встревоженное лицо. Немолодая гейша, матово заштукатуренная косметикой «Клиник».
В половине восьмого, когда мы подъехали к полицейскому участку Ноттинг-Хилл, было еще по-зимнему темно. Дороги были запружены, а свежевычищенные тротуары почти пусты.
В полицейском участке мне довелось побывать лишь однажды, когда я подавала заявление об утере мобильного телефона — просто об утере, а не краже. Дальше вестибюля я не заходила. На этот раз меня проводили в недобрый мир допросных и тюремных камер, где полицейские носили ремни с пристегнутыми к ним дубинками и наручниками. Этот мир не имел ничего общего с тобой.
— Вас принял детектив Финборо, сержант уголовной полиции? — уточняет мистер Райт.
— Да.
— Каким он вам показался?
Я тщательно подбираю слова:
— Вдумчивым. Проницательным. Порядочным.
Брови мистера Райта ползут вверх, но он быстро прячет удивление.
— Можете припомнить вашу первую беседу?
— Да.
Поначалу твое исчезновение ошеломило меня, однако затем восприятие странно обострилось. Вокруг стало чересчур много мелких деталей, чересчур много цветов, как будто мир превратился в пиксаровский мультик. Другие органы чувств тоже пришли в боевую готовность: я слышала тиканье стрелки в часах, скрип ножки стула по линолеуму; улавливала запах табака от куртки, висевшей на крючке. Это был «белый шум», включенный на полную катушку, словно мой разум не мог отличить важное от неважного и фиксировал все подряд.
Женщина-полицейский предложила маме чай и увела ее. Я осталась наедине с сержантом Финборо. Он держался вежливо, даже чуть-чуть старомодно и походил скорее на университетского преподавателя, чем на детектива. За окном валил мокрый снег.
— Как вы думаете, с чем может быть связано исчезновение вашей сестры? У вас есть предположения? — спросил сержант Финборо.
— Абсолютно никаких.
— Она поделилась бы с вами своими проблемами?
— Безусловно.
— Вы живете в Америке?
— Мы постоянно перезваниваемся и держим связь по электронной почте.
— Значит, вы с сестрой близки?
— Да.
Конечно, близки. Мы с тобой разные люди, но очень близкие. Разница в возрасте никогда не играла для нас роли.
— Когда вы в последний раз общались с сестрой?
— Если не ошибаюсь, в прошлый понедельник. В среду мы с другом уехали в горы, всего на несколько дней. Я звонила Тесс из ресторана, но ее домашний телефон все время был занят — она может болтать с друзьями часы напролет.
Я постаралась разозлиться — в конце концов, кто, как не я, оплачивает твои телефонные счета? Попыталась разбудить в душе досаду — старое, знакомое чувство.
