Субъект мужского пола, наспех одетый, выбрался из кухонного окна и с треском свалился на крышу сарая инспектора райотдела роспотребнадзора Зинченко, чьи владения размещались за бараком и хорошели год от года. Шлюзы распахнулись в душе! Этого типа звали лейтенант Халиуллин – командир хозяйственного взвода в батальоне ракетчиков. Гроза курятника, командующий поварами, хлеборезами и прочими поросятами. Горячий поволжский парень, так его растак…
В лучшие годы я сделал бы негодяя с двух ударов. Бокс, дзюдо, сложное дворовое детство. Нынче – с трех, учитывая полную растренированность и дороговизну продуктов. Но совершить поступок, приближенный к преступлению, мне было не суждено. Крыша сарая оказалась покатой. Приземлившись, Халиуллин свалился на колени, но потерял равновесие, заскользил вниз. Вытаращил глаза и с треском сверзился в курятник Зинченко! Полный успех. Курятник взорвался, словно бомба! Кудахтали куры, гремели тазики, боевито вопил петух, бросаясь на агрессора. Кроху радости мое израненное самолюбие все же получило. Халиуллин визжал от боли. Орала Шурка Зинченко, горластая супруга инспектора, охаживая супостата садовым инвентарем. Похоже, для лейтенанта Халиуллина начинались непростые времена.
Я побрел обратно, поднялся на второй этаж и предстал пред очами верной супруги. Она успела натянуть вьетнамку, мои шорты, сцепить волосы заколкой и даже набросить покрывало на кровать в спальне. В ее глазах металась паника.
– Привет, – растерянно улыбнулась Наталья. – Ты вроде сказал, что не придешь на обед. Я бы приготовила…
– Да вышло так, – вздохнул я и сунул нос в спальню. – Не бери в голову… О, ты в солидном возрасте начала курить? У тебя стресс, Наташа?
– С чего ты взял? – Она вспыхнула.
– Дымок струился, – пояснил я. – И накурено здесь. Такое уж свойство у табачного дыма – ты его в форточку, а он – обратно.
– Детишки на чердаке, наверное, курят. – Она бледнела, норовила закрыть собой окно. – А в форточку тянет…
– Разумно, – согласился я. – Дым по закону физики стремится вниз, это всем известно. И пачку «Дуката», что лежит за горшком с лавриком, тоже детишки сбросили. Слушай, Наташа, а что за гам у Зинченко? Можно подумать, будто бомба в курятник попала.
Не было у меня охоты наслаждаться ее мятущейся физиономией. Неловко это. Не жизнь, а какая-то коллекция ошибок. Опустив глаза, я побрел на кухню, где из открытого окна открывался интересный вид. Горе-любовнику удалось вырваться из курятника. Но путь к отходу отрезала разгневанная Шурка с вилами. Дамочка не детского сложения. Он что-то бормотал и пытался ее обрулить, вытаптывая клумбу, а Шурка грозно махала вилами и требовала объяснений. Халиуллин затравленно поглядывал за спину, а когда узрел меня в окне, как-то весь обмяк, потерял контроль над ситуацией и пропустил увесистую плюху…
Я закрыл окно и отвернулся. Мы молчали несколько минут. Непоправимость случившегося доходила не сразу – медленно, торжественно. С моим лицом, наверное, что-то происходило. Наталья крепилась из последних сил, ей очень хотелось бежать из дома – мятой, неодетой, измазанной в сперме…
– Ты, наверное, думаешь о том, существует ли жизнь после секса? – вкрадчиво спросил я.
– Прости меня, Мишутка… – Она стремительно превращалась в какое-то неживое, окостеневшее, до боли незнакомое и чужое существо.
Заплачет же сейчас, глупая. Все четыре года моего бесславного брака пролетели перед глазами и превратились в точку.
– Ладно, – выдохнул я, – проехали.
Оторвался от подоконника и побрел из квартиры.
– Ты куда? – спросила Наталья неодушевленным голосом.
– Пособие писать, – пошутил я. – «Жена и уход от нее».
– А как же… обед?
Я сдержанно, без хлопка, закрыл входную дверь. Боюсь, с обедом уже никак.
– Разрешите, товарищ подполковник? – Я боком втиснулся в обитый деревом кабинет. Чтобы попасть к нашему шефу, нужно осторожно, чтобы не сбить пальцы (ручка близко к косяку), отворить одну дверь, протиснуться, сжав плечи, в узкий тамбур, открыть еще одну и не забыть не запнуться о приступочку. Пока проделаешь все операции, уже ощущаешь себя ничтожным и бесполезным.
