— Но говорят, что он сам…
— Взял в заложники свою любовницу, да? Замечательно звучит. Просто музыка для глухого прокурора. Хочешь я тебя научу, как это делается? Берешь волыну покойника, аккуратненько, перчаточками, и стреляешь в баб. И потом кладешь волыну обратно рядом с покойником.
Мальчик опустил глаза.
— Шило… он был очень неуравновешенным человеком. В последнее время.
— Я его видел позавчера. Он совершенно слетел с катушек. Не думаю, что из воров кто-то усомнится, что Шило мог вытащить волыну и шмальнуть в постового ни с того ни с сего. Это-то меня и пугает. Если бы эти товарищи втерли очки только посторонней публике: знаешь, это бывает, когда задерживают вора и кладут ему в карман дурь, а все смеются, потому что этот человек сроду ничего крепче кефира не употреблял… А здесь вся история сработана с запасом прочности. Очень бы хотелось перетолковать со сценаристом. И очень бы не хотелось оказаться персонажем новой постановки… Сазан помолчал.
— Так ты можешь объяснить мне, что у вас происходит? Потому что, извини, не бывает так, что людей мочат, а почему — неизвестно. В Америке, может, и бывает. А в России нет.
— Я не все знаю, Валерий Игоревич. Но есть такая штука — «Петра-АВИА».
— Ну?
— Понимаете, треть стоимости полета — это топливо. А топливозаправочный комплекс — это монополист.
— Что значит монополист?
— Ну вы же не будете самолет по бензозаправкам возить? На каждом аэродроме есть ТЗК. И он есть в единственном экземпляре. Второго ТЗК аэродрому просто не надо, особенно если он маленький.
— Ну?
— А поскольку заправка — это монополия, ее должно регулировать государство.
— В лице Службы транспортного контроля?
— Да. И вот они подумали и написали постановление, что, в целях оптимизации цены на топливо, улучшения расчетов, повышения качества обслуживания пассажиров и прочая и прочая, все ТЗК передаются новому акционерному обществу «Петра-АВИА».
— А кому принадлежит «Петра-АВИА»?
— Ну, сейчас оно государственное. А через годик, глядишь, приватизируется.
— А возглавляет кто?
— Сын Васючица. Замглавы СТК. Вот такую они кормушку себе придумали. Сазан помолчал.
— Ты понимаешь, Миш, что все ТЗК России контролируются… моими коллегами? И если этот ваш комитет по варке борща вздумал захавать треть денег за авиаперевозки, так он не для себя старается. Это же все-таки не ФСБ, рылом они не вышли наезжать на воров в законе. То есть кто-то стоит за их спиной и заказывает музыку.
Миша пожал плечами.
— Не знаю, — пробормотал он, — я так не слышал, чтобы там был кто-то, кроме чиновников.
— И много им заправок передали?
— По всей России — кое-кто передал. Вон, Кагасов передал, в Еремеевке.
— Это которого вместо твоего отца прочат?
— Да. В Ярославле передали, в Осетии. А из московских аэропортов мы первые, потому что самые маленькие. Если нас съесть, то можно потом и на Внуково наехать, и на Шереметьево…
Сазан внезапно вспомнил надпись: «Петра-АВИА» в конце коридора, вышколенного охранника и евроремонт.
— И какие у вас на сегодняшний день отношения с «Петрой»?
— Отец подписал с ними контракт. Сазан даже подскочил.
— Отдал емкости в аренду за десять тысяч рублей. В год.
— За сколько?
— За десять тысяч рублей. Новыми.
— Недорого.
— Как заставили.
— И какого хрена им еще надо?
— Там в контракте было оговорено, что другие поставщики тоже имеют право хранить свое топливо в их емкостях. Ну, Шило и хранил.
— Ага! То есть топливо было их, а вы покупали у Шила?
— У Шила дешевле. Над ними вся Москва смеялась.
Сазан про себя подумал, что даже будь у Шила топливо вдвое дороже, аэропорт все равно бы покупал топливо у своей «крыши», а не у чужих дядей.
— То есть отец твой попал. Либо собственная «крыша» замочит, либо чиновники снимут.
— Да.
Сазан подумал. В общем-то ситуация прояснялась. Контроль над авиационным углеводородом было дело довольно прибыльное, а главное — перспективное. Мочить Ивкина за право продавать несколько десятков тонн керосина затрапезному аэропорту Рыкове, возможно, и не стоило. Но если рассматривать завоевание Рыкова как первый этап перед завоеванием, скажем, Шереметьева, то все вставало на свои места. И меры, принятые по отношению к Ивкину и к Шилу, должны были отбить охоту к сопротивлению у будущих жертв, отнюдь не склонных подставлять правую щеку, когда по левой влепят из гранатомета.
