— Встаньте с коленей, Юстына Васильчук. И покажите, где нам сесть. Я привык смотреть в лицо тому, с кем разговариваю. А молитвы свои оставьте на потом.
Не сразу она послушалась сурового голоса. Перекрестилась сначала три раза, поклонилась иконе. Только потом встала и повернулась к ним. Они не увидели в ее глазах слез, а на лице — хотя бы чуточку печали, но ведь они и не ожидали этого, когда шли к ней и предавались фантазиям.
— Садитесь, — сказала она тихо, вынимая ладонь из-под платка и указывая им на деревянную лавку у стены. Сама она пристроилась на скамейке у стола.
Доктору она показалась более бледной, чем тогда, когда приходила к нему. Черные дуги бровей вырисовывались еще резче, будто бы на белом картоне кто-то начертил их углем. Глаза потеряли выражение печали, которое он тогда отметил в памяти. Припухшие губы были не приоткрыты, а стиснуты в узкую щель. Некрасивой она показалась доктору в этот момент, потому что чувствовалась наполняющая ее враждебность и сила. Но когда на короткий миг ее карие глаза встретились со взглядом доктора, ему показалось, что словно бы радость в них блеснула, а губы дрогнули от затаенного смеха.
Комендант сел на лавку, положил ногу на ногу, поправил ремень с пистолетом.
— Скажите мне правду, Юстына Васильчук, когда ваш муж, Дымитр, пошел ловить рыбу в проруби? — Позавчера это было. Вечером.
— Это значит, Юстына Васильчук, что уже позавчерашней ночью он не вернулся. Не было его целый день, а также этой ночью.
— Да, пане.
— И не удивило вас его отсутствие? Не испугало? Вы не начали спрашивать о нем, искать его на озере?
— Я подумала, что он утонул, — сказала она тихо. — Я просила об этом Матерь Наисвятейшую, как женщина женщину. И в тот вечер много водки в него влила, чтобы он пошел пьяный.
Комендант кашлянул, довольный, потому что любил, когда кто-то признавался в своей вине.
— Почему же вы его не искали? — спросил он.
— Знала, что люди его найдут, а он мне запрещал уходить далеко от дома. Самое дальнее — к Макуховой по воду я могла ходить.
— Одним словом, Юстына Васильчук, вы напоили мужа водкой, а потом он пошел ловить рыбу в проруби. А потом вы толкнули его в воду, — с притворной доброжелательностью в голосе сказал Корейво. — Вас при этом не было, — ответила она.
И наступила тишина, потому что комендант понял: предчувствие его не обмануло. Никогда он не узнает правды от этой женщины. Ведь одни дело — желать чьей-то смерти, а другое — приложить к ней руку непосредственно.
— Много он выпил?
— Пол-литра. А потом я еще и вторую бутылку открыла. Но из нее он только немного отпил, — подсчитывала она с оттенком гордости в голосе.
— А почему вы хотели его смерти?
— Бил он меня. Каждую ночь. Говорил, что я — как пустое дупло. Но я была у доктора, и он сказал мне, что я могу иметь ребенка. Это Дымитр был как яловое дерево. Поэтому, когда он пошел за рыбой, я пол-литра водки ему дала.
— Юстына, — неожиданно вмешался доктор, — скажи мне, где Дымитр хранил карабин с обрезанным стволом?
— В лесу, пане. Подо мхом. Но где — не знаю. Приносил иногда серну или козла.
— Ты знала, что он стрелял в меня из засады, из укрытия, и хотел меня убить?
Она кивнула головой.
— Он говорил мне, уже когда это сделал. Раз выстрелил и не попал. И сразу убежал, потому что боялся, что вы убьете его из своего ружья.
— Почему он меня возненавидел? — Доктор спрашивал тихо, а она отвечала таким же приглушенным голосом, как будто бы они поверяли друг другу какую-то огромную тайну.
— Бил он меня, доктор. И говорил, что я — как пустое дупло. Я сказала ему, что была у доктора. И что теперь он должен пойти, потому что он — яловый. Он перепугался и перестал меня бить. Я не подумала, что он захочет отомстить.
— Я присылал Макухову, чтобы Дымитр пришел ко мне на беседу. Я ждал его…
— Макухова была тут вчера. Его тогда уже не было в живых, — объясняла она медленно и спокойно, как малому ребенку.
Доктор задал ей последний вопрос:
— А может быть, ты его столкнула в воду, Юстына, чтобы он не подкараулил меня еще раз?
Ни один мускул не дрогнул на ее лице, и глаза она не прикрыла веками. А слова, которые она произнесла, снова были спокойны и медленны, будто бы обращены к малому ребенку:
