Когда маленький Йонтек Мизерера был у первой исповеди, ксендз сурово его осудил за то, что он съел у матери целую банку меду. «Господь Бог печалится, когда маленький мальчик съедает у матери банку меду», сказал ему священник. Йонтек долго думал об этом деле, пока не пришел к выводу, что Господь Бог вовсе не опечалился, когда узнал, что он, — Йонтек, съел у матери банку меду, но, самое большее, осуждающе покрутил головой и усмехнулся себе в усы. Потому что Бог — существо добродушное и снисходительное к человеческим слабостям, и, по-видимому, он очень любит людей, поскольку их сотворил. Гремел, стало быть, с амвона священник Мизерера, грозил своим прихожанам ужасными карами, но тут же выказывал понимание и снисхождение к их слабостям, привлекал в свое стадо даже овец черных, наичернейших. О себе же думал, что и сам он — создание слабое и податливое ко злу. Поэтому он часто исповедовался, назначал себе различные кары и старался стремиться к добру. Это правда, что он любил ходить с ружьем по полям и лесам, иногда танцевал с невестой на чьей-нибудь свадьбе. Любил он и вечерять, даже с такими черными овцами, как доктор Ян Крыстьян Неглович, но разве Иисус Христос не вечерял с Иудой, хоть и знал, что тот продал его за тридцать сребреников? Важнейшим делом для пастыря было, чтобы стадо барашков не разбрелось, а паслось себе спокойно. Костел священник Мизерера видел чем-то огромным, всеохватывающим, приближающим к себе человеческие существа с самым разным цветом кожи и самыми — разнообразными представлениями о Боге, а себя — как того, кто по причине принадлежности к духовному сану должен нести людям утешение в их горестях и приумножать хлеба духовной пищи.
В Трумейки он приехал вместе со своей сестрой, Дануськой, сорокалетней высокой и костлявой горянкой с черными как смоль волосами и крючковатым носом ведьмы. Священник Мизерера тоже был высоким, гибким, с пружинящими движениями и громким голосом, привычным к крику в горах. Кожа у него была смуглая, брови кустистые и черные, волосы гладко причесаны. Женщинам он казался необыкновенно красивым, и некоторые жалели, что вместо того, чтобы осчастливить кого-то из них, он дал обет чистоты. Глаз у него был действительно необычайно меткий, что вызывало зависть у коменданта гминного отделения милиции. Вскоре, впрочем, он вступил в местный охотничий кружок и был единогласно избран ловчим, то есть главнейшей персоной среди здешних охотников.
На первое богослужение в костел в Трумейках любопытство привело огромную толпу людей со всего прихода, верующих и неверующих, посещающих обычно костел и не посещающих, атеистов и язычников, исследователей Священного писания. А день не был подходящим для такого большого сборища, потому что лил весенний дождь и через дыры в крыше проникал внутрь костела.
После Евангелия влез священник Мизерера на крутой и высокий амвон, который когда-то был красиво позолочен, а теперь краска с него почти совсем облезла. Положил перед собой толстые книги: Священное писание и труд св. Августина «О царствии Божьем». И с такими к собравшимся обратился словами:
— О приходе Трумейки я слышал, что он — наибеднейший в стране, а сердца у здешних людей затвердевшие и многие из них отвернулись от Бога. А знаете ли вы, что вера — это дар милости Божьей, которую Господь Бог разделил между людьми? Где же милость Божья, которую Господь Бог в мудрости своей для прихода Трумейки предназначил? Вот я и прибыл для того, чтобы эту милость для вас отыскать. Увидеть, где она спряталась. И найду ее, хоть бы под землю нужно было спуститься, в сараи и хлевы заглядывать, с Сатаной бороться. И говорю вам, что чуть-чуть — и я возвращу вам эту милость.
Тишина была в костеле, только время от времени какой-нибудь старец покашливал. А священник Мизерера ударил кулаком в деревянный пюпитр на амвоне и загремел:
— Мой предшественник, ксендз Дуриаш, помилуй, Господи, его душу, умер с голоду, потому что вы его уморили, жалея податей на костел. В страшной муке умирал, а никто из вас не подумал, чтобы ему жирной корейки принести, сальца, золотых яичек, дичины. В других приходах священники в толстых мехах ходят, а вы своего ксендза голодом заморили. Но говорю вам, что с этим покончено.
