— Да, это правда, — покивал доктор своей седеющей головой. — И тут нечему удивляться, мои дорогие. Честной женщине, замужняя она или нет, незачем стыдиться своего мужа или жениха. Поэтому она и раздевается у него на глазах. Другое дело — женщина легкого поведения, у которой постыдная специальность. Такая девушка, сгорая от стыда, обнажается или в темноте, или под одеялом, что само собой понятно.
Разъяснение доктора очень понравилось женщинам, да и мужчинам в Скиролавках. Вся эта запутанная история была представлена доктором ясно и доказательно. И в самом деле, разве порядочный человек стыдится того, что он делает? И слыханное ли это дело, чтобы кто-то впотьмах шел в свой садик?
С тех пор в Скиролавках, если какая-нибудь женщина или девушка не хотела при мужчине раздеться догола, о ней говорили, что она стыдлива, как девка из «Новотеля».
О том, что дома обед бывает вкуснее и дешевле
Быстро забылось дело с тремя тысячами злотых — другое, новое событие оказалось неизмеримо более важным.
Председательница кружка сельских хозяек, толстая жена лесника Видлонга, привезла из Барт почетный диплом женщинам села за коллективное выращивание гусей. Если по правде, то гусей выращивали в прошлом году, потом женщины перессорились и коллектив распался, но диплом они получили только сейчас, и по этому случаю решили в сельском клубе устроить женскую вечеринку.
Видлонгова принесла огромный противень со сдобным пирогом, жена Кондека — жареного гуся, невестка Крыщака — двух жареных уток, другие женщины сложились на три литра чистой водки. Маленькие столы составили и накрыли их большой льняной скатертью, расставили на них еду и питье, и так, в конце мая, ранним вечером, начались в сельском клубе приятные бабьи посиделки. Не первые, впрочем, и, по-видимому, не последние, потому что женщины из Скиролавок любили время от времени собраться в своей собственной компании, поесть, выпить, поболтать в отсутствие мужчин. Мужчины — что тут скрывать — в это время предпочитали сидеть по домам, а если кому-то надо было пройти мимо клуба, он прокрадывался потихоньку, чтобы его не увидели через окно и не затащили в клуб, унижая его мужское достоинство. Было дело, Шчепан Жарын дал женщинам втянуть себя в клуб, думая, что бабья водка на вкус точно такая же, как мужская, но когда они, подгуляв, начали бесстыдно и без разрешения его змею вытягивать наверх, он удрал от них с ширинкой, лишенной пуговиц. Отсюда — урок для мужчины, что неплохо с одной женщиной выпить водочки, но с толпой женщин — господи упаси.
Во главе огромного стола сидела и командовала застольем Зофья Видлонг, жена лесника. Ей было пятьдесят лет, и она была очень толстая. В гмине Трумейки ни у одной женщины не было большего зада, в автобусе она платила за один билет, но занимала два места; только очень маленький ребенок мог возле нее примоститься. Над большим животом возносился крутой навес огромных грудей. Даже в Бартах ни в одном магазине не было достаточно большого бюстгальтера для Видлонговой — так же, как не существовало обуви для больших стоп Плотника Севрука. И по необходимости Видлонгова сама сшила себе что-то вроде двух мешков для своих верхних излишеств, но то и дело то левая, то правая грудь выскакивала из лифчика и съезжала на живот, и руки у Видлонговой были без передышки заняты запихиванием какой-либо из них в надлежащее место. Несмотря на свои пятьдесят лет и полноту, а может быть, именно благодаря ей, лицо она сохранила гладким, без морщин, с нежной розоватой кожей. При этом губы у нее были толстые, красные, глаза голубые и веселые, волосы светлые и очень пышные. На лицо она считалась симпатичной, а избыток тела у женщины не каждому мужчине кажется недостатком. И, хоть лесник Видлонг жаловался, что с такой обширной женщиной трудно в одной кровати хорошо выспаться, и плоской, как доска, жене дровосека Стасяка, как об этом перешептывались, сделал ребенка, другие мужчины, у которых были худые жены, с удовольствием поглядывали на Видлонгову. В очереди в магазине они охотно становились за ней, чтобы, вроде бы случайно, рукой или животом прикоснуться к ее заду.
