Мне уже двадцать лет. Все мои подружки замужем, папа мечтает о внуках. А здесь сектантка ждет принца, которого ей даст Господь. Он пришел в церковь и сказал пастору:
— Если до Нового года моя дочь не выйдет замуж, подгоню танк, и сровняю ваш «курятник» с землей. — Это дословно он выразился так.
Церковь стала молиться за меня. Никто ж не знает, что сделает этот полковник. Стали молиться: «Господи, огради, вразуми его, Господи, и дай ей пару!» И Господь проговорил: «не наступит Новый год, как она получит опору в жизни». Это было дословно. Не: она выйдет замуж, а: «она получит опору в жизни», — было сказано. И когда в октябре ко мне посватался лидер молодежи баптистской церкви, я решила: «это оно, то».
Но пастор сказал:
— Ты крещеная Духом Святым, ты будешь томиться у них в церкви. Ты должна перейти к мужу. — И вот, что-то мне мешает. Я ему сказала:
— Это вы просто препятствуете мне. Не хотите, чтобы я уходила в другую церковь. — Я была очень активна в церкви. Может даже, гиперактивна. Поэтому, все:
— Мне Бог сказал!
— Тебе, — говорит, — Бог сказал лично?
— Да. — Я так это…
— И ты уверена, что именно об этом человеке идет речь?
— Да. — Ну, а что, молодой, красивый, высокий. Все сестрички на него заглядываются, а он сватается ко мне. Конечно, мне Бог сказал.
— Послушай свое сердце.
Я подумала: «а если оно молчит. Есть ли оно вообще, это сердце. А тут потерять такую партию. Они его уважают в церкви, у баптистов, значит, и меня будут уважать». Ну, гордость, гордость, моя гордыня.
И вот, день свадьбы. Я заявила:
— Все, раз не хотите нас сочетать, нас будут сочетать у баптистов.
Пошла на беседу к баптистскому пастору. Он согласился. И день свадьбы. Папа вывел меня, посадил в машину, потом в другую машину сели гости. И та машина уехала, а жених садится со мной в одну машину. Я уже в ужасе: «это не положено». Это уже неправильно. Я-то смирилась, а он-то не очень. И ему уже хочется обнять невесту, прижать к себе. Я говорю:
— Ты что? Нельзя! Нам вообще нельзя в одной машине ехать! — А он говорит:
— А кто видит? Мы одни, — говорит, — посмотри. — А это «ЗИМ», опускаются шторы и водитель, как бы, отгороженный. И говорит: — посмотри, нигде никого! — Я говорю:
— Ты туда посмотри (показывает вверх).
И мой этот жених, лидер, и он вдруг говорит:
— Ты что, серьезно в это веришь? Что там на тебя «Старичок плешивый» только смотрит?
Меня охватил ужас. Я вспомнила, что сказал пастор. Я так закричала, что водитель затормозил. Я не дождалась, пока машина полностью остановится, выскочила из машины и побежала. Но куда бежать? Я двух кварталов не доехала до ЗАГСа. Всего два квартала отделяло меня от этого неудачного замужества. Домой нельзя, там уже гости вокруг столов ходят. Ну, а в ЗАГС тем более мне незачем, там еще и папа. И это тридцатое декабря. Очень холодно, я в свадебном платье, фату я кинула жениху, потому что он ее покупал, и, вообще, ничего не хочу. Дождь со снегом. Куда? Только в церковь. Только в церковь! Одно убежище у меня. Я покаюсь, я встану на колени… Я себе рисую такие картины, как меня простят. Но стыдно.
Я бегу по потемкинской лестнице вниз, ломаю каблук. Я сняла туфли, взяла в руки, и бегу босиком. Кто-то называет сумасшедшей, кто-то снегурочкой называет… Как только не называли. Там: «девушка, не моя ли вы невеста?» Мне не до кого, все, я бегу, я вот такая… И останавливаю такси, потому что в троллейбус нельзя — у меня ж ни денег, ни билета нет. Таксист спрашивает:
— Куда? — Я говорю:
— На Слободку. — Он захлопнул дверку, и уехал.
Я потом сообразила. В районе Слободки у нас психбольница, да. И, глядя на мой вид, то таксисты так и думали: оттуда и сбежала. Когда я это сообразила, я стала оглядываться по сторонам, кто мне поможет. А из порта, из ворот порта вышли три моряка. Они были в кожаных куртках, такие «мичманки с крабом» — кокарда такая торгового флота. Они мне показались такими взрослыми. Я кинулась к ним, говорю:
— Дяденьки, отвезите меня в церковь!
Один из них взял меня под руку, даже накинул свою куртку на меня. Остановили машину, меня посадили впереди, они втроем сзади. Но я уже не говорю: на Слободку, я командую: «прямо, направо, теперь налево… вот и приехали». Выхожу, я уже надела туфли и шкандыбаю, не босиком же заходить в церковь. Один из них вышел из машины и взял меня под руку. Я оперлась, потому что, действительно, идти было сложно. Мы спустились, а в церкви уже заканчивается служение и идет «молитва благодати», заканчивается. Я смотрю, а старшего пастора нет, ведет помощник пастора. Он подошел и спрашивает:
