— Меня зовут Вильмош Лангфельдер, — представился мужчина. — Я инженер, но, естественно, уволенный. Теперь меня хотят отправить в концентрационный лагерь около Будапешта. Но я не могу оставить семью здесь. Вы должны мне помочь!
— У вас есть родственники в Швеции? — спросил Рауль.
— Нет, — ответил Лангфельдер и опустил глаза.
— А есть ли у вас какие-нибудь контакты со Швецией?
— Нет, — вздохнул Лангфельдер. — У меня нет никаких связей со Швецией.
— С этого момента есть, — сказал Рауль. — Вы будете моим шофером.
Лангфельдер в изумлении уставился на Валленберга. Он еще не понимал смысла сказанного, но слезы заблестели в его глазах.
— Присядете и подождете, пока я составлю договор о найме на работу, — сказал Рауль.
— Как я могу вас отблагодарить? — запинаясь, проговорил Лангфельдер.
— Будьте моим шофером, — ответил Рауль. — Да, пока вы ждете, спорите-ка эту желтую звезду. Мы, шведы, такие не носим.
Он достал из стола ножницы и протянул их потерявшему дар речи Лангфельдеру. Тот взял ножницы и сел, положив пальто на колени. Руки его дрожали. Но, похоже, он снова чувствовал себя человеком.
Через минуту Валленберг подошел к нему.
— Пожалуйста, вот ваш охранный паспорт, — сказал он. — Вам нужно только достать фотографию, чтобы мы могли наклеить ее и поставить печать. А это договор. Теперь вы шофер посольства Королевства Швеция в Будапеште.
Он наклонился и прошептал:
— Я надеюсь, вы умеете водить машину?
— Да, конечно, — ответил Лангфельдер и показал свои водительские права.
— Очень кстати! — кивнул Рауль и рассмеялся.
За короткое время Валленберг принял на работу несколько секретарей, курьеров, поваров, охранников, переводчиков и одного фотографа, Томаша Вереша, который должен был делать фотографии для паспортов. Все эти «новые шведы» получили охранные паспорта и перестали носить звезду Давида. Это означало, что теперь они могли свободно днем и ночью перемещаться по городу, что было запрещено евреям. Они больше не жили в специальных домах, помеченных звездами Давида. Могли ездить на трамваях, машинах, автобусах и поездах, сидеть на скамейках в парке, ходить в кино и рестораны, что евреям не разрешалось. У них появились радио и телефон, они могли покупать товары в любых магазинах, что евреям было запрещено.
Но самое главное — они перестали постоянно бояться ареста и отправки на принудительные работы или в газовые камеры Освенцима.
На двери в отдел оберштурмбаннфюрера Адольфа Эйхмана в отеле «Мажестик» в Будапеште висела табличка: «Еврейское Управление».
Здесь у немцев был штаб СС.
В тот вечер, когда Рауль прибыл в Будапешт, в штабе Эйхмана было собрание. В нем принимали участие немецкие офицеры СС в черной униформе и венгерские нацисты. У нилашистов была зеленая униформа, а на рукаве — повязка с изображением двух перекрещенных стрел.
Немцы были организаторами уничтожения евреев в Венгрии. А венгерские нилашисты — исполнителями.
— С удовольствием докладываю, что последний поезд с евреями, согнанными из деревень, отправился вчера из Будапешта в Освенцим, — объявил Эйхман участникам встречи. — За четыре месяца мы очистили от евреев всю венгерскую провинцию. Я горжусь вами! Четыреста тысяч евреев за три месяца были отправлены в газовые камеры. Это новый рекорд моего управления.
Ему одобрительно захлопали.
— Здесь, в Венгрии, все прошло быстрее и эффективнее, чем в любой другой европейской стране, — продолжал Эйхман. — Я хочу всех вас поблагодарить. Вы можете и должны гордиться своей работой. Особенную благодарность выражаю нашим венгерским друзьям из движения «Скрещенные стрелы». Это они собрали евреев и привезли сюда. Без вас у нас бы ничего не получилось. Вы внесли неоценимый вклад!
Пятеро мужчин в зеленых рубашках и черных сапогах поднялись и поклонились. Офицеры СС зааплодировали.
— Но это не значит, что мы можем остановиться на достигнутом, — продолжил Эйхман. — Еще триста тысяч евреев остаются здесь, в Будапеште. Очистить от евреев целый город — очень сложная задача. Я знаю это по опыту других европейских городов. Кроме того, в Будапеште есть иностранные дипломаты, которые пытаются заставить главу государства адмирала Хорти защищать евреев. Это весьма затрудняет нашу работу.