Она звалась «Пламенеющий Долг» и каждым квадратным дюймом своей поверхности являла торжество миланских мастеров, воплощенное в металле. Не просто доспех — грозный, ощетинившийся орудиями замок, водруженный на мощные опоры. В нем не было ни неуклюжести аусбургских машин, ни легкомысленных форм льежцев. Это была воплощенная сила весом по меньшей мере в шесть тысяч квинталов[6] — умопомрачительная тяжесть, заставлявшая трескаться прочные гранитные булыжники туринской мостовой. Удивительно, что крепостные башни не рухнули от одной только поступи этого облаченного в сталь чудовища. А уж при мысли о том, на что оно способно, будучи в гневе, в душе что-то сладко и натяжно дрожало.
— Превосходная машина, ваше сиятельство, — торговец, с достоинством попивавший вино в тени огромной ноги, сдержанно кивнул. Ему не было нужды расхваливать свой товар, но и сдержаться он не смог, — Радар чуткий, как юная монахиня, зона покрытия необычайная. Мощные баллистические вычислители, фазированная антенная решетка, участки активной брони, четыре вспомогательных двигателя и система пожаротушения…
Он говорил что-то еще, но Гримберт этого уже не слышал, все звуки для него слились в монотонный рокот. Он видел лишь «Племенеющий Долг» и ничего кроме него.
Не просто стальная твердыня. Не просто самоходный боевой аппарат. Гримберт начал грезить этой машиной наяву, едва только увидев. Да, в таком доспехе не зазорно будет принять рыцарскую клятву. Такая способна покрыть неувядающей славой и себя и своего хозяина, навеки вписав его имя в летопись бесстрашных рыцарей, которыми всегда была полна туринская земля. А уж возможность ей он предоставит, будьте уверены…
— Этот доспех, отец. Я выбираю «Пламенеющий Долг».
Отец нахмурился, но не успел ничего сказать.
— Ваше сиятельство…
Отцовский майордом осторожно кашлянул в сухой кулак. Болезненно худой, вечно похожий на сердитую цаплю, он, кажется, был единственным в свите маркграфа, кто не разглядывал с интересом выстроившуюся бронированную шеренгу, лишь морщился, когда очередной солнечный луч, отразившись от начищенной стали, попадал ему в глаз.
— Ваше сиятельство, как человек, в силу своих обязанностей имеющий касательство к делам маркграфства, я еще раз вынужден просить вас обдумать это приобретение.
— Что, вы считаете, этот доспех недостаточно хорош для моего сына?
Улыбка майордома была кислой, точно за обедом он щедро хлебнул винного уксуса вместо привычного хереса.
— Не сомневаюсь, это прекрасный доспех. Однако, уверен, среди этих достойных торговцев найдутся такие, которые смогут предложить юному Гримберту не менее подходящий вариант.
— Более дешевый, вы хотели сказать?
Майордом вздохнул — скорбно и сочувственно.
— Более отвечающий текущим возможностям маркграфской казны, ваше сиятельство. А дела ее нынче… кхм.
Гримберт всегда презирал возню с цифрами, находя эту работу более приличествующей какому-нибудь торгашу, чем рыцарю, но о скверном состоянии отцовских дел догадывался даже он. Не потому, что имел доступ к расчетам, те укрывались в глубокой тайне, но потому, что регулярно лицезрел в палаццо лица отцовских сановников и давно научился по ним, как по циферблатам приборов, определять показания, свидетельствующие о состоянии самых разных механизмов и агрегатов Туринской марки.
Отцовский егермейстер всегда пребывал в благодушном настроении и охотно шутил — следствие неиссякаемого оптимизма и застарелого пристрастия к византийскому гидроморфону[7]. Квартирмейстер сохранял на лице рассеянную улыбку — за годы службы маркграфу он настолько свыкся со своей работой, что сам казался предметом дворцовой обстановки, бессловесным каменным атлантом. Коннетабль, старший конюший, напротив, был вечно озабочен и суетлив, что неудивительно, учитывая, сколько сил и времени требовали от него беспрестанные логистические хлопоты.
И только лишь лица канцлера, майордома и казначея кислели день ото дня, точно вызревающий в маркграфских винных погребах рислинг.
Последние два года были неурожайными, токсичные дожди почти дотла выжгли славные туринские виноградники, а то, что не было уничтожено непогодой, серьезно пострадало от пожаров и пылевых бурь.
