Едва дождавшись окончания субботы, помчался путешественник назад в Броды и ворвался в Бет-Мидраш, выкрикивая великие известия: «Рядом, совсем рядом, новый источник света!»
Люди поспешили на опушку леса и построили там трон из веток и листьев. Бешт занял свое место.
— Я открою новый путь, — провозгласил он.
И было ему 36 лет.
Сумасшедшая оказалась права. Она первой все угадала. И странное дело: лучше любого ученика, любого самого благочестивого человека в городе могла она изъясняться на языке молодого праведника из леса.
Да мало ли странного в этом мире? Разве не странно, например, что Баал-Шем совершил паломничество в Землю Обетованную? Что подвигло его на это? Неосознанное влечение? Или хорошо продуманный план? Одна легенда гласит, что разбойники, где-то в Карпатах, открыли ему тайну подземного хода, ведущего прямо в Иерусалим. Другая утверждает, что он побывал в Святой Земле по пути в Стамбул, сопровождаемый своим учеником Цви-Гершем Сойфером или (другой вариант) своей дочерью Адилью. Согласно третьей, вовсе туманной версии, он путешествовал с ними обоими и вдобавок совершил путешествие… дважды. Наконец четвертая версия гласит, что затея его не удалась и он вообще никуда не ездил.
Еще более загадочный вопрос, действительно ли он участвовал в публичных дебатах с последователями Яакова Франка в Лемберге? Занимался ли он исцелением больных, изготавливал ли амулеты, чтобы влиять на судьбу и изгонять демонов? Мнения разделяются. Даже дата его смерти, и та оспаривается. Одни говорят, что он умер в первый день Шавуот, другие — во второй.
Учтите, вся эта путаница относится к человеку, жившему не в средние века, а в XVIII столетии.
А ведь этот современник Вольтера и Канта, Лессинга и Дидро создал свою империю не где-нибудь в далекой отсталой Африке, но в самом сердце Европы, той самой Европы, где человек, возжаждав просвещения, начал подгонять историю под свой, человеческий масштаб. Люди стремились учиться, путешествовать, исследовать, экспериментировать. Слово повсюду становилось орудием бунта, вызовом, возвещающим о революционных переменах. Разбивая с помощью слова идолы и алтари, люди непременно хотели, чтобы весь мир узнал об их деяниях. И потому политики и филантропы, авантюристы и проповедники, мечтатели и завоеватели — все они оставили след если не в истории, то в хрониках своего времени, все — кроме Баал-Шема.
А от него не осталось ничего, кроме легенды, которая, со временем, как это ни странно, обретала все большую силу. Бешт пребывает с человеком и в радости, и в горе. В этом смысле ни одна из фигур еврейской истории, за исключением пророка Илии, не можете ним сравниться. Каждый штибл отражает его свет, его тепло. У каждого хасида было два учителя: его собственный и Баал-Шем — и один черпал силу в другом. Первый нужен был человеку, чтобы жить, второй — чтобы верить. Тот, кто отрекался от родства с Баал-Шемом, оказывался вне главного потока жизни хасидского общества. И, кто знает почему, самые прекрасные, самые притягательные легенды — те, где Баал-Шем — центральное или же одно из главных действующих лиц.
Вероятно, сам он является какой-то совокупностью, итогом историй, рассказанных и рассказываемых о нем и его деяниях… Точнее: легенда о нем — это и есть он сам.
Тем не менее сын Сары и Элиэзера отнюдь не считался первым баал-шемом. Были до него другие Владетели Имени: Йоэль Баал-Шем, Элиягу Баал-Шем, Биньямин Баал-Шем. Все они были странствующими чудотворцами. Они пересекали реки и леса, посещали деревушки и города, добираясь даже до таких отдаленных мест, как Вормс и Лондон. Наконец, существовал таинственный Адам Баал-Шем, считающийся предтечей хасидизма. Ходят слухи, что он поручил сыну свои эзотерические писания для передачи их Баал-Шем-Тову. Независимо от того, кем считать этих людей — святыми или знахарями, — надо признать, что они более или менее справлялись со своим делом: к ним обращались, чтобы изгнать бесов, заклясть дьявола, исцелить женщину от бесплодия. Чтобы отличить Исраэля Баал-Шема от других, к его имени добавили слово «Тов». Таким образом он стал Владетелем Святого Имени, а все остальные отошли на второй план, если вообще не были забыты. Остался он один, на недосягаемой для других высоте.
