– Камышевский. Володя. – Что-то заелозило снаружи, но бабушкино одеяло надежно хранит Машу. – Мы играем в войну. Галина Федоровна устроила нам игру. Мы обороняем старую клинику, только это не клиника, а Брестская крепость. Правда, правда! – Голос молчит, но он здесь, он рядом, свернулся клубком, словно большой добрый кот. – Мы идем с Володей к пулемету. Володю ранили в ногу, он смешно хромает и похож на собачку в своей черной футболке с серыми буквами. Нет, нет… туда нельзя, я не хочу! – Под одеяло проник сквозняк. – Он тащит меня на второй этаж. Шепчет на ухо. Его губы горячие. Его пальцы… Нет! Он говорит, что никому не расскажет, что хочет лишь посмотреть. Он трогает меня… – Сквозняк усилился, превратившись в снежный буран, поглощающий все живое, все голоса, всех котов, всех девочек.
– Ты спишь, Маша! Ты спишь?
– Да… – вокруг снова уютный плюш.
– Где Коля?
– Все мальчишки плохие, все гадкие! – Маша закрыла лицо ладошками.
– Что с ним случилось? – голос настойчив.
– Они все гадкие, все! – Маша скинула одеяло, она не боится тьмы, не боится бурана, она сама тьма и буран. – Я спасла брата от гадости, спасла, пока еще было можно, пока он не вырос! Коля не хотел ехать, он боялся папы, тогда я придумала котенка, он трусил, а я сказала, что брошу его там, если он не пойдет со мной наверх!
– Ты спишь, Маша! – голос наполнял каждую клеточку, подчинял себе воспаленный разум. – Ты спишь?
– Да… – ей приснилось нечто жуткое, но голос прогнал кошмар из памяти, остался только плюш и одеяло.
– Сейчас ты проснешься.
Мария Антоновна заворочалась на кушетке…
* * *
– Здравствуйте, Ольга! – доктор улыбнулся.
Она вошла и осмотрелась. Кабинет смахивал на люкс в шикарной гостинице.
– Садитесь, – вежливый кивок на кожаное кресло.
Ольга присела на краешек, точно попала в лепрозорий.
– Как мама? – вопрос прозвучал буднично.
– Острая стадия скоро пройдет, и вы сможете навестить ее.
– Да, конечно, – снова штампованная фраза.
– А как дела у Петра? – поинтересовался доктор.
– Спасибо, кошмары почти не мучают. – Ольга закрыла глаза.
Сколько подобных историй слышали эти стены? Может ли быть здоровым психиатр? А патологоанатом?
– Простите?.. – задумавшись, она не расслышала фразу.
– Я говорю, вам повезло, – повторил доктор.
– Наверное… – в голосе Ольги усталость перегоревшей лампочки. – Все эти годы она врала мне. Я заезжала в наш старый двор – мы переехали, когда я была маленькой – так вот… – Ольга запнулась, как ребенок, ругнувшийся в присутствии взрослого. – Мамин брат погиб оттого, что упал с большой высоты. Собаки, наверное, пришли позже… про них никто не помнит.
– Ваша мама искренне верила во все, что говорила.
– Да, но… пес… – Ольга помедлила. – Неужели окрас совпал? Ведь так не бывает.
– Не было никаких собак. – Доктор постучал указательным пальцем по лбу. – И котенка тоже. Это форма самозащиты. Если бы щенок, которого вы завели, оказался рыжим, одежда мальчика была бы иной. Фобия вытеснила и пережитое, и содеянное, а щенок стал катализатором.
– В голове не укладывается. Там были взрослые, Галина Федоровна…
– Сколько детей пошло играть? Целый двор: десять, а, может, и двадцать человек. Ваша мама могла просто вести себя тише остальных, и учительница списала все на обычную усталость. А потом подсознание вытеснило случившееся.
– Да, – кивнула Ольга. – Сколько помню, мама всегда не любила собак. Не боялась, а именно не любила. До агрессии. Не думала, что такое бывает. Сыну, вот, решили подарить…
– Наш мозг по-прежнему самая большая загадка. – Доктор включил электрический чайник и положил в чашки яркие пакетики. – Все могло сложиться иначе, родись у вас девочка. Но не вините себя. Кто знает, когда и как проявилась бы ее детская травма снова. Кстати, а ваш отец, где он сейчас? – доктор протянул Ольге чашку, пахнущую жасмином.
– Он погиб. – Вместе с этими словами к женщине пришло понимание, опустошающее, как чумной мор. – Несчастный случай. Дома. – Она поставила чашку на столик.
Доктор посмотрел пристально и ничего не ответил.
