Потом они еще несколько раз встречались в римском кафе «Греко». Отхлебывая свой «двойной меланж», Пильц пытался отговорить мадам де Сталь от ее намерения, но так ничего и не добился: она не пожелала отказаться от своей мечты описать столь любимую ею Германию. И ее «De l'Allemagne» действительно скоро вышла (в 1813 году).
В 1810 году Пильц был в Берлине, где совершенно случайно встретился с пожилым Фридрихом Людвигом Яном. Знаменитому немецкому патриоту понравился симпатичный юноша двадцати одного года от роду — почему именно, историкам остается только догадываться, — и Ян признался ему, что хочет описать освободительную борьбу древних германцев против римских завоевателей в целой серии крупномасштабных театральных драм, что уже написано несколько сцен, в том числе знаменитая «Германова битва», которую он готов ему прочесть. Пильц не только отказался слушать, но и воспользовался случаем внушить старику, что тот вступил на неверный путь. Про Германову битву и так писали уже все кому не лень и еще будут писать, сказал он (и это были пророческие слова!). Нет, сказал Пильц, в ваших способностях сомневаться не приходится, и я ни в коей мере не хочу умалять их, однако ваше истинное призвание не в этом. Вы же сами рассказывали, что любите спортивные упражнения. Может быть, убеждал его Пильц, вам стоит сделать эту свою любовь к спорту целью и задачей жизни, прививая немецкой молодежи вкус, самовоспитанию которого ей так не хватает, став для нее примером? Вас стали бы называть «Яном — отцом спорта», что уже означало бы славу. Яну идея понравилась, потому что для тех времен она была по меньшей мере нетривиальна. Он порвал рукопись своей «Германовой битвы» и, насколько известно, никогда больше не возвращался к драматургии. В 1811 году он открыл первый в Германии спортивный зал.
О том, где жил Пильц в последующие три года, точных данных не имеется. В 1814 году мы встречаем его в Вене, там он слушает новую постановку «Фиделио». Какое впечатление произвела эта постановка на двадцатипятилетнего Пильца, историкам также ничего не известно. Скорее всего, он по своему обыкновению просто не высказывался об этом ни устно, ни письменно. Известно, однако, что во время своего пребывания в Вене он общался с Бетховеном, так что перерыв в творчестве последнего, приходящийся как раз на 1814–1818 годы, скорее всего, следует объяснять именно влиянием Пильца. Однако эта гипотеза еще требует подтверждения со стороны независимых исследователей.
В 1815 году Пильц пишет второе из вошедших в сборник писем. Оно адресовано отцу. В письме он сообщает, что ему удалось отвлечь Мюльвезеля от идеи сочинения оперной трилогии о династии Габсбургов, преподав тому несколько уроков игры в тарок. «Сначала М. возражал, утверждая, что он не игрок, а музыкант, и то, что сумел сделать Бетховен, под силу и ему. Может быть, и так, отвечал я, однако это еще не повод воплощать в жизнь первую пришедшую в голову идею. Стоит ли браться за дело лишь ради того, чтобы сделать что-то, что уже было кем-то сделано? В конце концов я его убедил. Сам же я намереваюсь провести несколько недель в Швейцарии, чтобы отдохнуть от треволнений последнего времени».
Эти несколько недель растянулись на годы. В 1819 году мадам де Сталь встретила Пильца на берегу Женевского озера, где тот загорал неподалеку от ее поместья. Она обратилась к нему, но он не ответил. Вполне вероятно, что он просто прикинулся спящим, потому что не ожидал от ее общества ничего интересного для себя. Вот еще одна черта, разительно отличающая Пильца от большинства его современников.
В 1821 году Пильц возвращается в Берлин, где знакомится, в частности, с Э. Т. А. Гофманом. В один прекрасный день он, по настоянию последнего, соглашается пойти вместе с ним и Людвигом Девриентом в кабачок «Лютер и Вегенер». Выпить с друзьями Пильц никогда не отказывался, и в этот вечер он почти было решил признаться знаменитому театралу Девриенту, что в юности сочинил драму. Но не успел: за соседним столиком сидел молодой человек, «отвратительно много выпивший и не старавшийся скрыть этого». Вскоре Пильц услышал, что фамилия молодого человека Граббе, а зовут его Кристиан Дитрих, и что он поэт, и что своим долгом считает вытеснение Шекспира со сцены немецких театров.