Какой он длинный и тяжелый, этот гроб. Нильс точно уже взвалил его себе на плечи. Вот оно, бремя взрослого человека.
Он вспомнил свою усадьбу. Ее красную землю.
Вспомнил изможденную мать.
Братишек и сестренок, во весь голос ревущих из-за того, чего еще не в силах понять.
И теперь он возвратится к ним с гробом отца на плечах. Они обступят его и захотят, чтобы все было как прежде. Чтобы они были сыты, одеты, обуты.
Да! — подумал Нильс, охваченный вдруг странной уверенностью. Он станет взрослым, и очень скоро. Его вынудят к этому обстоятельства. Родные, которые навалят на него все заботы.
И он должен это вынести!
Ну что ж, раз должен…
За этим я и еду домой! — думал он.
Автобус трясло и подбрасывало, пахло бензином и маслом. Но Нильс больше не замечал этого. Он смотрел на родимый край, на четырехугольный его кусочек, видневшийся в распахнутую дверцу. Уходили вдаль одинокие усадьбы и большие поселки. Крохотные хибарки и огромные дома. Леса. Болота. И река, по-прежнему текущая рядом. Перед Нильсом открывались все новые и новые картины. Картины, которые он видел и раньше, но глазами ребенка. Сейчас они напоминали ему об ответственности за свою усадьбу.
Взрослые везде были заняты работой.
День выдался теплый. От влажной земли на солнце поднимался пар. Во всех усадьбах люди не покладая рук трудились в поле. Самое время для сева, дорог каждый час. Плуг переворачивал пласт за пластом. Тут и там виднелись запряженные лошади. Едко пахло раскиданным по пашне навозом. Весь народ, все лошади были в поле. Осенью тут опять родятся хлеб и картошка.
Теперь и у меня будет столько дел, что голова пойдет кругом, думал Нильс.
Автобус снова остановился. На рыночной площади. Мимо проходили люди, лениво, равнодушно заглядывали в автобус. И, заметив внутри длинный гроб и его стража с пылающими щеками, умолкали на полуслове. Проникались почтением. Для Нильса это было словно маслом по сердцу.
С каждой оставленной позади деревушкой у него прибавлялось сил. В нем точно что-то росло и зрело. От деревни до деревни он не сводил глаз с гроба. Теперь он уже не боялся его так, как утром. Нильс понял одно: ему будет не до слез. Может, он все-таки сумеет справиться со всем этим. В нем словно внезапно пробился упрямый росток. Росток, взошедший на обновленной почве. Отныне этот грязный и обшарпанный автобус станет для него храмом, в котором его посвятили во взрослые. Эти стены запомнятся ему как стены роскошного дворца.
Домой!
В следующей деревушке тоже кипела работа. Лошади. Мешки с зерном. Напряжение всех сил. Мимо автобуса пробежали с поля лошади со взмыленными боками. Их хозяин сидел на телеге, не отрывая взгляда от своего двора. Вечерело.
Все это складывалось для Нильса в одну волнующую картину. Она не пугала его. Как не пугал и гроб теперь, когда Нильс сделался его стражем. Автобус проезжал деревню за деревней. И деревню за деревней проезжал длинный гроб с телом отца, не оставляя за собой неприятного следа.
Во время одной из остановок Нильс услышал доносившиеся с реки крики и стук топоров. Так же работал его отец. Он был человеком сильным и решительным. Нелегкая ноша достанется тому, кто займет его место, это уж точно.
Автобус прибыл на конечную станцию. Здесь, на скрещении дорог, Нильсу предстояла пересадка. Утром в его сторону пойдет другой автобус.
Нильс вышел. Лицо у него по-прежнему горело. Подбежали свободные шоферы, вытащили гроб и отнесли его в пустой гараж. У Нильса язык не повернулся сказать: зачем вы мне помогаете? Он просто стоял и смотрел, как они вытаскивают гроб.
Они коротко кивнули ему и ушли, сделав свое дело.
Да что же я за человек такой? — думал он.
Все мне помогают.
Вот и кончился этот день.
Нильс нашел где переночевать.
Ночь он провел беспокойно.
Его точила мысль: какая же я тряпка, если от каждого принимаю помощь.
Он весь сжался, дрожа от стыда и чувства собственного ничтожества.
Я ничего не знаю, мне просто страшно. И делается немножко легче, когда люди смотрят на меня такими глазами, относятся с уважением, стараются помочь.
Он молился про себя, пытаясь обрести почву под ногами, которую как будто нащупал вчера. Но это не помогало.
