— Да, — сказала женщина, которой на вид было чуть больше пятидесяти, — это мои родственники. Я жила у них довольно долго, когда в конце войны бомба разрушила мой дом.
— Так что вы хорошо знаете их?
— И его, и Ренату — обоих.
— Когда они переехали в Зруч?
— В этом году. Четырнадцатого или пятнадцатого января. Рената говорила мне, что квартира там плохая. Она была очень недовольна. Перед этим они жили в хороших условиях, в просторной квартире.
— С тех пор вы ее не видели?
— Видела. Эммануэль несколько раз ночевал у меня, поскольку квартира в Зруче еще была не в порядке. И Рената раза два ночевала тут. В Зруч их явно не тянуло. Однажды я встретилась с ними в городе — это, кажется, было в феврале. Эммануэль сказал мне, что ночует у других родственников здесь, в Пльзене.
— Вы могли бы назвать имя и адрес этих родственников?
Она продиктовала.
— Когда вы видели Баллеев в последний раз?
— Его — тогда, в феврале, в городе. Рената была у меня перед Пасхой.
— А после вы с ними не встречались?
— Нет.
— И больше ничего о них не слышали? И писем не получали?
— Ничего. Исчезли, и все. Наверное, не вспоминают.
Женщина рассказал а, что Баллей жили в достатке. Фотоателье на Юнгмановой улице приносило хороший доход. Со временем оно перешло в собственность Ренаты. Однако после февраля 1946 года оно было национализировано, и оба — отец и дочь — стали работниками предприятия «Шкода». Рената особенно тяжело переживала это. Она была очень независимой, не привыкла считать каждую крону, любила шумную светскую жизнь, рестораны, кино, концерты. Полная противоположность отцу, который был человеком спокойным, уравновешенным, скорее нелюдимым, поэтому каждый вечер сидел дома и читал книжки. Дочь любил и никогда с ней не ссорился. Друзей они не имели.
— Пани, — попросил следователь, — опишите их. Как они выглядели? Сначала пана Баллея.
— Но вы мне помогайте, задавайте вопросы. Ну, Эммануэль среднего роста, грузный. Лицо круглое. Носит очки из-за сильной близорукости. Ходит тяжело, переваливаясь, — у него двусторонняя грыжа. Поэтому предпочитал сидеть или лежать.
— Зубы?
— Искусственные. Сами понимаете, возраст…
— Где он их делал?
— Не знаю.
— Говорите, что когда-то вы жили вместе. Когда он по утрам бывал в пижаме или в белье, не замечали вы у него чего-нибудь на шее?
— На шее? Носил медальон на цепочке.
— Не знаете, спина у него гладкая или волосатая?
— Очень волосатая. И грудь тоже. Но… почему вы об этом спрашиваете?
— Мы не знаем, где они. Ищем. А теперь попробуйте описать Ренату.
— Она, на мой взгляд, излишне высокая, худая, но очень красивая. Лицо довольно узкое, глаза синие, нос тонкий, волосы светло-каштановые. Правда, перекрасилась в блондинку.
— Сережки носит?
— Часто меняет их. Она любит такие… как шурупчики. Любит также кольца. Модница… У нее есть кольцо с бледно-голубым камнем, еще массивное кольцо из белого металла с красным кораллом…
— С кем они встречались последнее время?
— Не знаю. Ко мне всегда приходили одни.
— А кто лечил Ренате зубы, не знаете?
— Не знаю. Какой-то врач, но протезистом он не был.
— Значит, врач. А не вспомните ли кого-нибудь, с кем у Ренаты был роман? Или каких-то других ее знакомых?
— Рената могла иметь, если бы захотела, десятки мужчин. Но одно имя я знаю. И адрес.
— Назовите его, пожалуйста. Нам все пригодится. Человек же не может испариться.
«Не может? — подумала женщина. — А если они сбежали за границу? Напрасно тратите время, господа».
Беседа с родственницей Баллеев оказалась очень полезной для следствия. Некоторые сведения об отце и дочери совпали с данными, полученными следствием: сильные линзы очков, цепочка с медальоном, волосатая спина у мужчины. А женщина, найденная в песчаном карьере, была худой, светловолосой, в ушах имела сережки в виде шурупчиков. Оставалось выяснить подробности, касающиеся золотой коронки, чтобы рассеять последние сомнения о личности погибшей. После различных накожных образований, послеоперационных рубцов и переломов искусственные зубы — одна из важнейших примет, помогающих идентифицировать труп. Удастся ли найти в Пльзене врача, который изготовил Ренате Баллей эту коронку?
