— Не одни непосредственные ласки. Деятельное присутствие, если можно так выразиться. Общность, установленная и скрепленная незримыми узами. Взгляд и слово. Они приобретают удесятеренный смысл в минуты близости. Вы вот не до конца верили женщинам, шептавшим вам страстные признания, а запомнили эти слова. Не позы и ласки, а слова. Слова окрашивают счастье, сообщают ему форму, кодируют, подобно кусту акации, счастье, которое запомнить нельзя. Те самые, лермонтовские речи: «Есть речи — значенье темно иль ничтожно, но им без волненья внимать невозможно…» Эта память остается на всю жизнь. Должно быть, Мортимер тоже услышал от Дженни что-то такое, что повторить не мог.
— «Темно и ничтожно…» Не приведете ли примера?
— Немыслимо! В пересказе всё теряется. Но вот вам пример ситуации, когда такие слова произносят. Моя подружка рано вышла замуж, и без особой любви. Муж был преданный, скучноватый, ревнивый, а в половом отношении — очень «как все». Стакан воды залпом. Она ничего не получала — и думала, что так и нужно. Жили замкнуто, близких друзей не имели. Вырастили двоих детей. И вот случилось, что она встретила друга юности, который за нею когда-то ухаживал. Был он в городе проездом. В юности она ему не отвечала, а тут влюбилась, как девчонка — именно от затворничества, от нехватки внимания, от сознания неизбежности разлуки. Просто голову потеряла. О встречах с ним рассказывала как о вершине жизни и — в точности, как Мортимер, — ничего не могла объяснить. Глаза сияли. Готова была всё бросить. «Он поцеловал меня всю!» Что уж он там поцеловал? То же, что и все, конечно, но для нее всё было в диковинку. Нужно было ее видеть в период влюбленности! Она помолодела, расцвела. Перед нею точно горизонты распахнулись. От полного помешательства ее спасла сердечная болезнь, заслонившая любовь… Случай, в сущности, совершенно обычный, но ее слова были бессвязны и темны даже в наших разговорах. Можно себе представить, что она говорила ему! Но вы что-то сникли…
— Да нет, вам показалось.
— Знаете что, не хватит ли о любви? Тут в парке есть пруд, где можно лодку взять! Вы когда последний раз гребли?
— В фигуральном смысле — и не переставал! А в буквальном…
— Вот и поупражняетесь. Уверяю вас, настроение исправится!
4. ЗАЧЕМ ТАНЦЕВАТЬ?
— Смотрите-ка, танцуют! — воскликнул он, когда они по широкой тропе через луг спустились от собора к пабу. — Это, кажется, моррис?
— Он самый, — отозвалась спутница. — Я похожее только в Румынии видела. И одеты почти так же. Говорят, корни у танца — в глубочайшую древность уходят, в индоевропейские потемки цвилизации.
На небольшой площадке перед пабом Ye Olde Fighting Cocks их глазам представился народный костюмированный бал. Двадцать человек, мужчины всех возрастов, от мальчика до старика, в средневековых костюмах (белые вышитые рубашки, черные жакеты, короткие штаны с бубенчиками, подвязанные под коленом чулки) лихо отплясывали с палками в руках под скрипку, шеренга против шеренги. По временам, меняясь местами, они попарно, со струком, скрещивали в воздухе свои палки, словно мечи.
— Помню, в детстве меня мучил вопрос: что такое танец? Зачем он?
— Мучил? — она улыбнулась. — А при каких обстоятельствах возник этот мучительный вопрос?
— В пионерском лагере, на танцплощадке, где я не решался пригласить понравившуюся мне девочку.
— А сейчас? Не правда ли, всё ясно?
— Сейчас — да. Я давно догадался. Брачный ритуал. Точнее, предбрачный. Танец — своеобразное выяснение своего места в двуполом мире. Подступы к более тесному взаимодействию между мужчиной и женщиной. Состязательная игра. Даже когда танцуют одни мужчины.
— Хорошо, что вы слово не забыли. Танец — священнодействие. Божество присутствует там, где танцуют. И там, где пол. Заметьте, что брак во всех обществах освящался религией.
— Мне вдруг пришло в голову, что и беседа — вроде наших с вами бесед — тоже что-то в этом роде.
— Вот вы куда! Широкий философский подход. Что ж, любое взаимодействие людей, двух или нескольких, есть способ выявления человека, выявления его места в мире. Совершенный разум — вообразим себе, что он существует, — ни в танце, ни в беседе не нуждается. В дуэли и войне тоже. Вот почему он невозможен. Это выход за рамки живого. Живое несовершенно, а культура — несправедлива… и даже движима преимущественно несправедливостью…
