— Ну как же, — сказал он, — ведь на ноге у трупа обрывок верёвки. Разве вы не видите, что вон там из окна свисает другой обрывок?
На такой высоте все предметы казались крохотными пылинками или волосками, но проницательный старый сыщик остался доволен объяснением.
— Вы правы, сэр, — сказал он отцу Брауну. — Очко в вашу пользу.
Едва он успел вымолвить эти слова, как экстренный поезд, состоявший из единственного вагона, преодолел поворот слева от них, остановился и изверг из себя целый отряд полисменов, среди которых виднелась отталкивающая рожа Магнуса, беглого лакея.
— Вот это ловко, чёрт возьми! Его уже арестовали! — вскричал Гилдер и устремился вперёд с неожиданной живостью.
— А деньги были при нём? — крикнул он первому полисмену.
Тот посмотрел ему в лицо несколько странным взглядом и ответил:
— Нет, — помолчав, он добавил. — По крайней мере, здесь их нету.
— Кто будет инспектор, осмелюсь спросить? — сказал меж тем Магнус.
Едва он заговорил, все сразу поняли, почему его голос остановил поезд. Внешне это был человек мрачного вида, с прилизанными чёрными волосами, с бесцветным лицом, чуть раскосыми, как у жителей Востока, глазами и тонкогубым ртом. Его происхождение и настоящее имя вряд ли были известны с тех пор, как сэр Арон «спас» его от работы официанта в лондонском ресторане, а также (как утверждали некоторые) заодно и от других, куда более неблаговидных обстоятельств. Но голос у него был столь же впечатляющий, сколь лицо казалось бесстрастным. То ли из-за тщательности, с которой он выговаривал слова чужого языка, то ли из предупредительности к хозяину (который был глуховат) речь Магнуса отличалась необычайной резкостью и пронзительностью, и когда он заговорил, окружающие чуть не подскочили на месте.
— Я так и знал, что это случится, — произнёс он во всеуслышание, вызывающе и невозмутимо. — Мой покойный хозяин потешался надо мной, потому что я ношу чёрную одежду, но я всегда говорил, что зато мне не надо будет надевать траур, когда наступит время идти на его похороны.
Он сделал быстрое, выразительное движение руками в чёрных перчатках.
— Сержант, — сказал инспектор Гилдер, с бешенством уставившись на чёрные перчатки. — Почему этот негодяй до сих пор гуляет без наручников? Ведь сразу видно, что перед нами опасный преступник.
— Позвольте, сэр, — сказал сержант, на лице которого застыло бессмысленное удивление. — Я не уверен, что мы имеем на это право.
— Как прикажете вас понимать? — резко спросил инспектор. — Разве вы его не арестовали?
Тонкогубый рот тронула едва уловимая презрительная усмешка, и тут, словно вторя этой издевке, раздался свисток подходящего поезда.
— Мы арестовали его, — сказал сержант серьёзно, — в тот самый миг, когда он выходил из полицейского участка в Хайгейте, где передал все деньги своего хозяина в руки инспектора Робинсона.
Гилдер поглядел на лакея с глубочайшим изумлением.
— Чего ради вы это сделали? — спросил он у Магнуса.
— Ну, само собой, чтоб деньги не попали в руки преступника, а были в целости и сохранности, — ответил тот с невозмутимым спокойствием.
— Без сомнения, — сказал Гилдер, — деньги сэра Арона были бы в целости и сохранности, если б вы передали их его семейству.
Последние слова потонули в грохоте колёс, и поезд, лязгая и подрагивая, промчался мимо, но этот адский шум, то и дело раздававшийся подле злополучного дома, был перекрыт голосом Магнуса, чьи слова прозвучали явственно и гулко, как удары колокола.
— У меня нет оснований доверять семейству сэра Арона.
Все присутствующие замерли на месте, ощутив, что некто, бесшумно, как призрак, появился рядом, и Мертон ничуть не удивился, когда поднял голову и увидел поверх плеча отца Брауна бледное лицо дочери Армстронга. Она была ещё молода и хороша собою, вся светилась чистотой, но каштановые её волосы заметно поблекли и потускнели, а кое-где в них даже просвечивала седина.
— Будьте поосторожней в выражениях, — сердито сказал Ройс, — вы напугали мисс Армстронг.
— Смею надеяться, что мне это удалось, — отозвался Магнус своим зычным голосом.
Пока девушка непонимающе глядела на него, а все остальные предавались удивлению, каждый на свой лад, он продолжал:
