Оставленные для Управления по делам печати сорок экземпляров издания Картавова, по–видимому, все, что от него уцелело. На антикварном рынке «картавовский» Радищев считается более редким, чем «ефремовский», хотя в тех немногих случаях, когда он попадался, расценивался значительно дешевле.
Это было последнее перед революцией 1905 года издание «Путешествия из Петербурга в Москву», уничтоженное по постановлению царской цензуры.
Нашел я «картавовского Радищева» чисто случайно в одном из книжных магазинов, работники которого не имели ни малейшего представления о значимости этой книги.
«ПОТОМСТВО ЗА МЕНЯ ОТОМСТИТ!»
Радищев был выслан в Илимск в конце 1790 года. Путь шел через Москву. От Москвы до Илимска считалось 6788 верст. Весть о смерти Екатерины II дошла до Илимска в декабре 1796 года.
Вступивший на престол Павел I, стремившийся дезавуировать все мероприятия своей матери, «помиловал» Радищева, разрешив ему пребывание в селе Немцово Калужской губернии. Пребывание было безвыездное и под неусыпным надзором полиции — то есть та же ссылка. «Милость» Павла I оказалась весьма относительной.
Окончательное освобождение пришло лишь 15 марта 1801 года, когда на престол воссел следующий самодержец — Александр I. Освобождение было подано как «высочайшая милость», хотя в 1800 году закончился срок наказания, определенный Радищеву Екатериной П.
Радищев приехал в Петербург больной, измученный, но непримиримый. Он был определен на службу в Комиссию по составлению законов, где попытался отстаивать свои революционные взгляды. Председатель Комиссии гр. Завадовский весьма недвусмысленно напомнил ему о Сибири.
Затравленный, нервно–раздраженный Радищев ответил на эту угрозу самоубийством. 11 сентября 1802 года его не стало.
Царские попы с церковного амвона прокляли его имя, как имя самоубийцы.
Незадолго до смерти Радищев написал свои последние слова: «Потомство за меня отомстит!» 39.
И потомство жестоко и по заслугам отомстило палачам Радищева. Буря Великой Октябрьской социалистической революции не только навсегда смела с трона последнего российского самодержца, но и подняла проклятое попами имя Александра Радищева на недосягаемую высоту.
Сейчас даже смешно читать глупейшие разглагольствования махрового реакционера М. Н. Лонгинова, который в 1868 году в «Русском архиве» пробовал изрекать такие «истины»: «Собственно–литературный талант Радищева ничтожен. Язык его решительно варварский, чудовищный и для его эпохи. Читать его «Путешествие» могут только литературные археологи и люди, одаренные особым любопытством»40.
Невдомек было М. Н. Лонгинову, что когда с народом говорят о его нуждах, о вольности, о презрении к рабству и поработителям — нет такого языка в мире, который не был бы близок и понятен народу!
Впрочем, цену таланта Радищева сам Лонгинов и ему подобные знали прекрасно. Недаром более ста лет они боялись его имени, как огня. Буржуазное литературоведение сознательно записывало Радищева в число людей, которые якобы «известны гораздо более своим несчастьем, нежели литературными трудами». Еще бы! Ведь по словам Лонгинова, Радищев боролся с «некоторыми недостатками тогдашних порядков», но в числе этих «некоторых недостатков» было рабство, самодержавие и весь класс поработителей, к которому принадлежал и сам Лонгинов.
Признавать литературный талант Радищева никак не входило в его интересы.
Однако Радищев — «рабства враг» не только «цензуры избежал». Талант его победил и ту ложь, которую пыталось нагородить вокруг его имени дореволюционное литературоведение, приписывая ему то «подражательство», то «идейное одиночество», то еще что–нибудь похожее. Ничто не помогло!
Владимир Ильич Ленин, говоря о национальной гордости великороссов, поставил имя писателя Александра Радищева на первое место.
