– Дашенька, миленькая ты моя, – громко рассмеялся дед, – да ну что же ты такое говоришь? Ну, разве я бы стал учить тебя матерным словам? Да ты что?
– Ты же сам сказал, что слово нехорошее…
– Да ну я не в том смысле, – дед продолжал смеяться и утирать слёзы, – ну, рассмешила! Я имел в виду нехорошее, в смысле, трудно произносимое. Ты видишь, сколько прошло времени, а мы всё никак его не выучим.
– Это не много, дед, – возразила внучка, – у нас в классе есть Ромка Делягин, так вот он целую неделю учил слово «экскурсовод». Ты знаешь, кто это такой?
– Да откуда же я знаю, – старик развёл в стороны руки, – я и школу-то твою ещё не видел, а ты за Ромку какого-то спрашиваешь…
Даша залилась звонким смехом, да так, что на её смех прибежала Мотька, средних размеров ушастая дворняжка. Она села напротив хозяина и его собеседницы и, время от времени, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, внимательно стала всматриваться в их лица. Со стороны это смотрелось как собачье недоумение, дескать, чего вы тут расхохотались.
– Ты чего заливаешься? – удивился Иван Ефимович.
– Да я же тебя не за Ромку спрашиваю, – пояснила внучка, – а за этого… как его… сбил ты меня… за экс-кур-со-во-да, – произнесла она на всякий случай по слогам.
– А-а-а! – протянул дед. – Так бы сразу и сказала. Ну, конечно, знаю. Я тоже, когда в школе учился, ходил с классом на экскурсии всякие. В Краснодон ездили, например. Про «Молодую гвардию» слышала?
– Нет, – ответила Даша и тут же добавила: – мы это ещё не проходили.
– «Проходили», – язвительно повторил дед. – Я думаю, вас уже теперь туда вряд ли повезут.
– Почему? – удивилась Даша. – Вас возили, а нас не повезут…
– Так, Дарья, – перебил дед, – слово-то учим или нет?
– Учим-учим, – подтвердила Даша. – Я начало уже запомнила: «Дискри…»
– А дальше проще, – сказал старик, – «…ми-на-ци-я».
– Ди-скри-ми-на-ци-я! – верно?
– Молодчина, – дед погладил внучку по голове и повторил, – молодчина. Так вот слово «дискриминация» означает… означает… как бы тебе объяснить, что бы ты сразу поняла. Ну, в общем, это когда кто-то считает себя лучше другого и всячески ему об этом напоминает, мол, я лучше, я умнее.
– Всё поняла! – воскликнула Даша. – Это про нашу учительницу.
– Как это про вашу учительницу? – с удивлением воскликнул дед. – Она что…
– Ну, она всё время нам говорит: сиди не умничай. Понимаешь? Умничать можно только ей. И вообще, ей можно всё – краситься, делать маникюр, на уроке по телефону говорить, всё-всё-всё! А нам ничего нельзя. Это дикри… дискри… минация?
– Нет, Даша, какая же это дискриминация, это дисциплина.
– Дисциплина, дед, – не согласилась внучка, – это когда не разговариваешь и не крутишься на уроках. А так получается, Вере Семёновне, можно всё, а нам ничего. Я, например, тоже хочу в школу ходить красивой.
– А ты некрасивой ходишь, что ли? – улыбнулся дед.
– Какая там красота, – вздохнула девочка, – я перед Новым годом накрасила ногти и чуточку губы. Губнушку мне, кстати, мамина подруга, тётя Надя, подарила. Так Вера Семёновна такой шум подняла, что я даже плакала. Принесла мне жидкость, заставила стереть лак, потом отвела в туалет, умыла, и ещё маму в школу вызвала.
– Ну, а мама что? Ругала? – спросил дед.
– Нет, в школе она просто промолчала, а по дороге домой назвала Веру Семёновну идиоткой.
– Ну, это зря она, – неодобрительно покачал головой Иван Ефимович, – учительницу нельзя обзывать.
– Дед, – нахмурилась внучка, – ты что, против меня?
– Как это понять?
– Ну, ты за меня или за Веру Семёновну? – Даша прищурилась.
– Конечно, за тебя, внучка! – дед развёл руками и добавил: – в любом случае.
– Тогда и не защищай её. Злая она. Понимаешь?
– Понимаю, – ответил дед. – А вдруг она не злая, а просто строгая?
– А какая разница? – хмыкнула девчонка. – Всё равно ругается. Не нравится она мне. Вот тётя Надя хорошая – мамина подружка. Она такая добрая и красивая…
В этот момент отворилось окно, и появилась голова бабушки.
– Ну, чего вы там воркуете? – весело спросила Анна Васильевна. – Мойте руки и за стол. Я вам тут таких вкусняшек наготовила.
