Я знал, что, на самом деле, происходит, но не хотел даже спрашивать. Крис сама все мне рассказала. Вернулась поздно, сияющая, мурлыкающая, счастливая.
— Слууушай, это такой класс. Ты прости, что я поздно. Понимаешь, у нас тут что-то типа клуба получилось. Я, я сама не все понимаю, не знаю, но такое впечатление, что ко мне приходят слова, образы… знания. Нас таких несколько. Пара ребят из моей группы, несколько из параллельной. И у всех, у всех такое ощущение, что мы оживаем.
Она погрустнела, плюхнулась на табуретку, зажала ладошки между коленей.
— Я оживаю. Я оживаю там, понимаешь? Кажется, что если я все это и дальше выговаривать с ребятами буду, обмениваться всем, что мне видится, то я совсем оживу. И что жизнь у меня другая будет. А потом так страшно становится. Что бред это все. Все вдруг кончится, и новая серость запрограммированная начнется. Я дура, да?
Она посмотрела на меня в упор. Что я мог ей ответить? Только подойти, прижать ее к себе и сказать: «Нет, Крис, не бред. Тебе хорошо? Хорошо. Значит продолжай. Делай, что считаешь нужным. Это твоя жизнь, твое счастье и твоя удача».
Одно я знал точно, это было ее личное счастье. Я его разделить не мог. И счастье это должно было очень скоро кончиться.
На следующий после этого разговора день меня нашел Загонщик. Он сидел на ступеньках нашего подъезда, курил и невозмутимо ждал. Я сел рядом. Загонщик выпустил три дымных кольца подряд и щелчком выкинул окурок.
— Безымянного уже видел?
Я молча кивнул.
— Сколько дней до его прихода, посчитал?
Я кивнул снова. Загонщик занервничал, вскочил. Прислонился к перилам, вытянул сигарету и снова закурил.
— А почему ты ничего не сказал Старшим? Ты же должен за этим следить! Ты что, снова хочешь встречаться с Безымянным лицом к лицу? Ты что, забыл, мир рухнет, если в него придет Безымянный!
Я поморщился.
— Слушай, Загонщик, к чему столько патетики? Ни ты, ни я не знаем, рухнет мир, не рухнет… Мы знаем одно, что он изменится.
— Да! Да, но настолько, что это будет не наш с тобой мир. Нам с тобой, Старшим, элементалям, Силам, места в нем не найдется!
Теперь курил я. Курил и вспоминал.
Вспоминал, как небо над городом, не этим, другим, в ином месте и времени, погрузилось во мрак, а потом вспыхнуло апельсиновым и алым. Как разгорелось в центре города льдисто-голубое пламя. Как неслись обезумевшие жители, словно стадо, потерявшее вожаков. Тяжело топотало, сопело, не в силах даже орать от ужаса.
И как смеялись те, кто встречал Безымянного. Не было в том смехе раболепства и услужливости, не было фанатичной истерики. Они смеялись так, как встречают товарища, вернувшегося из долгого путешествия и принесшего добрые вести. Они ждали того, кто поможет им исполнить самые безумные мечты.
Я вошел в центр голубого сияния. Такова была моя цель, моя судьба и предназначение. И запечатал ворота, успев услышать гневный крик того, кто подходил к ним с той стороны. И все исчезло… Неверяще смотрели на меня те, кто пришел встретить Безымянного, кто ждал его и готовил возвращение, кропотливо ловя его послания, учась управлять временем и пространством. Они смотрели на меня, как на обманщика. Вернув спокойствие миру, я убил их мечту, бросив обратно в осточертевшую череду будней.
Загонщик снова напомнил о себе.
— И не забывай, твоя женщина, одна из тех, Ждущих.
— Да… Вот это я помню.
— Ну, так помни. — Загонщик положил мне на плечо руку и слегка сжал. — Не позволь себе ее потерять.
А еще через три дня Крис вскочила в пять утра. Я высунул голову из под одеяла и разлепил один глаз. Кристина улыбалась, в ее глазах с вертикальными зрачками плясали веселые бесенята.
— Смотри, что я могу! — прошептала она и взялась кончиками пальцев за одну из своих сережек. Металл потек под ее пальцами и принял форму серебристой змейки. Крис убрала руку. Змейка продолжала слегка извиваться и тихо мелодично шипела. Не шипела даже, а посвистывала.
— Крис, скажи, пожалуйста, — я откашлялся, — тот, кого ты ждешь, он ведь должен придти сегодня?
Она даже не удивилась. Глянула через плечо, улыбнулась и сказала только одно слово.
