Рассказы - страница 17
Возвращается домой старший сын. Только снял пальто — на улице сигналят. «Это папа!» — решил он. Выбегает к воротам — никого! Тут он услыхал хорошо знакомый хохот. Дело в том, что Бонифаций еще и хохотать умеет. Тут моего сына осенило, и он спрятался во дворе за дубом так, чтобы Бонифаций его не заметил. Через несколько минут он снова услышал автомобильные гудки и прямым ходом к Бонифацию. Стой поры мы никогда не оставляли его во дворе, и если гудок раздавался в доме, мои домашние знали, кто это сигналит.
Но этим дело не кончилось. Как-то моя жена решила устроить генеральную уборку. Мы собирались отметить годовщину нашей свадьбы и пригласили гостей. Бонифаций отвлекал жену от уборки, и она отнесла его клетку в ванную комнату… И вот что выкинул этот разбойник.
На другой день сидим мы за столом, и кто-то из моих детей, чтобы развлечь гостей, приносит клетку и ставит ее на стол: «Ну-ка, Бонифаций, покажи, на что ты способен!» Дважды просить не пришлось. Бонифаций начал с хохота, а потом запел: «Матушка послала меня к роднику…» Гости захлопали, и во второй раз он спел еще лучше, чем в первый. Потом трижды просигналил — все хохотали до упаду. Он всегда расходится, точно артист в театре, когда чувствует, что нравится публике. В тот раз он показал еще и новый номер: шум воды в унитазе. Да как точно: вот побежала вода, сначала с напором, потом слабее, вот последнее урчанье, вроде голуби клекочут, и все стихло. Успех был шумный. Все хлопали, кричали «бис», Бонифаций так разошелся, что повторял свой номер много-много раз. В конце концов, на то и праздник, почему бы людям не повеселиться?
Но потом… вы только представьте! Мы ежедневно должны были слушать рокот воды в унитазе. С утра до вечера! Прямо наказание какое-то! Жена хваталась за голову: «Прекрати, Бонифаций, ради бога, прекрати!» Сил не было смотреть, как она мучается. Вот почему я решил расстаться с Бонифацием. Поверьте, мне это было очень нелегко!
Сеньор Родолфу, который так восхищался попугаем, не захотел его взять. Ему тоже не нравился шум спускаемой воды. Я подумал: может, сантехнику пригодится попугай, умеющий подражать шуму воды в унитазе. Какая была бы замечательная реклама! Но когда мы пришли к сантехнику, этот мошенник Бонифаций упрямо повторял автомобильные гудки, одни автомобильные гудки. Конечно, сантехнику это не понравилось. На что ему автомобильный сигнал?
Я сунул попугая в машину и поехал в автомагазин. Раз у Бонифация автомобильная горячка, покажу-ка я его хозяину магазина: может, попугай пригодится ему для рекламы машин? Куда там! Только мы вошли, негодник прожурчал, подражая спускаемой воде. «Уберите отсюда эту птицу! — закричал владелец магазина. — Тут вам не общественный туалет!»
После нескольких неудачных попыток я, наконец, сумел пристроить попугая в одном универсаме. По крайней мере, там он может делать, что ему вздумается. Показывать все свое искусство: хохотать, звать детей в постель и за уроки, петь «Матушка послала меня к роднику…», сигналить и рокотать… Ведь на то и универсам, тут всему найдется место: и тому, что нужно, и тому, что не нужно. Здесь, чем больше шума, тем лучше.
Нет, правда, более подходящего места для Бонифация не найти. И все же мне очень тоскливо, я просто не знаю, куда себя деть! Я так его любил! Это такой необыкновенный попугай! Разве он не заслуживает того, чтобы жить с нами, у себя дома, вместо того чтобы развлекать покупателей? Но ведь жизнь — сложная штука…
Мы приехали. Я поблагодарила сеньора Висенте за рассказ и пожелала, чтобы Бонифацию надоели его фокусы с автосигналом и унитазом и он снова вернулся в симпатичную семью, членом которой он, в конце концов, является.
Универсамы, конечно, нужны, но это не самое веселое место на свете.
Артист по кличке Герцог
Стоял чудесный летний день. Я шла к пляжу по старинной улочке городка, где проводила свой отпуск. Мне хотелось полежать в дюнах и почитать. Но вдруг меня заставила остановиться странная процессия. В тележке, которую тянул ослик лежала очень маленькая лошадка, вся покрытая букетами цветов. За тележкой, по обе ее стороны, шли мальчик и девочка и несли венок из бумажных роз. Следом за ними — женщина, мужчина в темном костюме и еще много детей. В конце процессии одиноко брел человек в бумазейных брюках. Похоже, он был чужой и для людей, и для самого городка. Наверное поэтому дети иногда на него оглядывались.
