Рассказы и сказки - страница 34
Была она худущая, с отвислым брюхом, а пасть у неё была в чём-то зелёном. Не то траву ела, не то измазалась…
Волчица стояла и нюхала воздух.
И я смотрел, как у неё нос морщится. Он шевелился и блестел, как облизанный.
Наверно, сверху Волчице трудней было меня заметить. Если бы заметила, то прыгнула бы сразу, — чего тут раздумывать…
Но она ещё не видела меня, только принюхивалась мокрым своим носом, а потом начала потихоньку спускаться.
Конечно, я и не думал удирать. Смешно, — с капканом на лапе… Куда уж тут удерёшь. Я лежал и смотрел, как она идёт.
Чем она ближе подходила, тем сильней у неё морщился нос. И наконец она меня заметила.
Мы глазами встретились.
И я видел, как глаза у неё сперва удивились, дрогнули, а потом сразу нацелились на меня.
И она сжалась, чтоб кинуться.
И тут стряслось что-то совсем неожиданное. Зашумел по деревьям ветер, кругом затрещало, задрожало… Земля подо мной качнулась и вдруг — ухнула куда-то вниз.
Вы знаете, братцы, что лесные озёра зарастают? Вода затягивается всякими травами, невкусным мхом. И этот слой всё толще и толще делается, после на нём кустики вырастают и даже деревья. А внизу-то, на глубине, всё равно — вода… Вот спросите у Крота, он вам подтвердит.
Ну вот, кусок такого берега отвалился и поплыл прочь от твёрдой земли. И я очутился на плавучем острове.
Сначала-то я обрадовался. Когда берег рухнул, Волчица испугалась и шмыгнула в кусты. «Значит, — думаю, — опять тебе, Заяц, повезло!»
Но потом я немножко очухался, поглядел вокруг — и снова настращался отчаянно…
Остров был не очень маленький: прыжков двадцать в ширину и чуть побольше в длину. На нём болотная трава росла, кустики противного багульника и две сосны. Но земля-то под лапами у меня так и ходила ходуном, изгибалась на волнах… Ведь она была тоненькая! И кусочки от моего острова всё время отваливались, и он делался меньше и меньше.
Пройдёт немного времени, волны размоют моховую подстилку, корни, переплетённую траву — и тогда остров развалится совсем.
А я, с капканом на лапе, конечно, до берега не доплыву..
«Эх, — думаю, — уж лучше бы мне очутиться в волчьей пасти. Конец — так сразу. А то сидеть да погибели ждать ещё хуже…»
Дул ветер, волны бежали по озеру, и мой остров плыл совсем так же, как у людей плавают лодки под парусами.
Берег всё удалялся, удалялся, вот уже моим заячьим глазам ни травы не различить, ни кустов, а вот и деревья стали синенькой полоской.
Кругом — одна вода, и волны бьются в остров и белыми своими зубками отгрызают кусочек за кусочком…
Остров был уже на середине озера, когда в небе вдруг появилась большая птица. У неё крылья были угловатые, широкие, хвост прямой, словно откушенный. А клюв загнут крючком.
Догадались, кто это был? Конечно, она самая — Скопа… В когтях она тащила рыбину.
Скопа — птица-рыболов, и я ничуть не удивился, что она рыбину тащит. Я только не понимал, зачем она к моему островку летит. Чего ей здесь надо?
Хоть она и рыболов, но всё равно — ну её. Клювастая да когтистая!
Забился я под ветки, глаз на неё скашиваю. А она покружилась и садится на сосну.
И я увидел, что на сосне — большое гнездо, целая куча веток уложена. Скопа села туда и закопошилась, закопошилась. Слышно — запищали в гнезде. И я понял, что там — птенцы, а Скопа их кормит.
Наверно, когда остров уплыл, Скопа прилетела на прежнее место и не могла найти гнезда. А после всё-таки нашла, но птенцы за это время очень проголодались, — уж так они пищали, так пищали…
И я сообразил, что Скопа теперь всё время будет жить рядом со мной. И если сейчас меня не заметила, то потом непременно заметит. И сцапает.
Я видел, как она рыбину поймала. Летела над водой, и вдруг — вниз, вниз, когти растопырила, вперёд выставила… Хвать! И поднимается со щукой. Рыбина бьётся, хвостом хлещет, а Скопа несёт её легко, будто головастика.
«Вот, — думаю, — и меня так же… Хвать! — и очутишься в гнезде. Ещё тёпленьким».
Весь день я глаз не сомкнул, трясся. А ночью боялся есть — вдруг веточкой хрустнешь, а Скопа услышит… Позубрил травинки, которые под носом были, и только ещё сильней живот подвело. И пить мне хотелось ужасно. Вода рядышком плещется, а я боюсь из-под куста вылезти.
