Рассказы и сказки - страница 22
Долго бы ещё удивлялись мамы, если бы на опушке не появилась Зайчиха.
Хвалиться она не стала, шла тишком-молчком.
Никто не узнал бы, сколько у неё деток, если б мама Олениха не спросила:
— Ну, а сколько душ в вашем семействе?
— Не знаю, — сказала Зайчиха. — Кто ж их считал… Может, — сто, может, — тыща, а может, — и ещё больше.
— Как так?! — подскочили мамы. — Не может быть!!.
— У нас именно так и бывает, — сказала Зайчиха. — Мы со своими детками не привыкли нянчиться. Рождаются зайчата, мы их разок покормим, а потом где-нибудь под кустом оставим — и до свиданьица!
— Зачем же? Как безжалостно! — закричали мамы.
— А затем, что так — лучше. Затаятся зайчата под кустом, притихнут — и ни волк, ни лиса их не найдут. А будь мы рядом, так навлекли бы на них беду.
— Но ведь они же маленькие!
— Маленькие, да удаленькие. И прятаться умеют, и видят зорко, и слышат чутко. Да и шубки у них тёпленькие.
— А кто же их кормит-то?
— Да любая Зайчиха, которая встретится. У нас ведь нету чужих деток, все — родные. Нынче я одного покормлю, завтра — другого. Вот и выходит, что все зайчата в лесу — из моего семейства. А сколько их, — никто не ведает. Может, — сто, может, — тыща, а может, — и того больше. Посчитайте, попробуйте!
И тут уж все мамы поняли, что всё-таки самое удивительное семейство в лесу — заячье.
Майский Жук летит над лесом, как пуля, гудит:
— У-убью-ю-у-у!
Лягушка на болоте испугалась, спрашивает:
— Кого? Кого?
Бекас, лесной барашек, заблеял:
— Меня-я?
Тетерев на лугу сердито бормочет:
— А за что? А за что?
Утка на озере кричит:
— За зря! За зря!
Ворона завопила:
— Кар-раул!
А Майский Жук об дерево — хлоп! — и сам убился.
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Я, Мышка.
— Вот смешно! Мышка, а жить высоко устроилась, на кустике!
— А я не простая Мышка. Я Мышь-малютка, хорошо лазать умею, со стебелька на стебелёк путешествую, с веточки на веточку карабкаюсь, семена собираю. Тут у меня и стол, и дом. Где же мне гнёздышко вить, как не на кустике?
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Я, Птичка.
— Вот смешно! Птичка, а жить на земле устроилась, в травке!
— А я не простая птичка. Я Пеночка-весничка, живу на лесных полянах да на зелёных лужках, всяких насекомышей ловлю. Тут у меня и стол, и дом. Где же мне ещё гнёздышко устраивать?
— Чив-чив, мы скворечник заняли.
— Чив-чив, мы в печной трубе поселились.
— Чив-чив, мы на чердаке устроились.
— Чив-чив, мы в чужом дупле ухитрились осесть.
— Чив-чив, мы за стрехой присоседились.
— Чив-чив, мы в поленнице гнездо свили.
— Чив-чив! А мы на столбе живём, в ГР-РОМКО-ГОВОР-РИ-ТЕЛЕ!!
— И чего ты, Крот, после дождя ходишь, лапы в лужах мочишь?
— А когда же ходить?
— Когда земелька сухая. Тогда бегать хорошо, скакать ловко, — одно удовольствие!
— Эх, торопыга… Разве я бегать да скакать выхожу? После дождя земляные черви на свет показываются. Чем их под землёй ловить, лучше по лужам пройтись… Лапы мокрые, зато — обед сытный!
— Коза, бесстыжие глаза, ты мой дом съела!!
— Где-е?
— Вот тут в траве гнёздышко было! Я его из травинок свивал, соломкой переплетал, собирался птенчиков выводить..
— Будет плакаться-то. Новый дом построишь. А этот мне чего-то вкусненьким показался.
— Икра-то моя какова! Икра-то моя какова!
— Хороша твоя икра, квакушечка.
— А ты почём знаешь, Окунище?
— Только что её отведал. Ух, хороша!
— Фи, какая пыль поднялась!. Мои махровые цветы запачкаются!
— Что ты, это не пыль.
— Типичная пыль, я же знаю! Фи!..
— Это моя сосновая пыльца по воздуху летит. Ты, Сирень, зацвела, и мне тоже срок наступил.
— Как ты можешь равняться со мною, стоеросовое дерево! У меня цветы небывалые, каких и в природе нет; я — королевская, я — садовая, я — гибридная! А твои так называемые цветки и не увидеть невооружённым глазом!
— Каждому своё. Ты покрасуешься и отцветёшь попусту, а у меня на ветках шишечки вызреют. А из шишечек-то — семена, а из семян-то новый сосновый лес!
— Ах, Тетеря, ах, простофиля! Где же ты гнездо устроила?! Рядом лисья нора, там Лисица живёт с пятью лисенятами!
