— Благодарю вас, — слегка поклонился Рейнольдс. — Но мы и сами стольким вещам можем научиться от вас.
Он обращался к Джонатону, надеясь скрыть замешательство и рассчитывая, что Ричард встанет. Не получилось, и Рейнольдс поневоле приступил к заготовленной для него речи. Он говорил быстро, торопясь отработать обязательную программу.
— Мы отсталая раса. В сравнении с вами мы дети. Мы достигли только сестринских планет, а вы повидали звезды за много световых лет от вашего дома. Мы полагаем, что у вас можно многому научиться, и обращаемся к вам с великим почтением, как могли бы ученики предстать перед выдающимся философом. Мы чрезвычайно рады представившейся нам возможности поделиться с вами нашим скромным знанием и просим только, чтобы в ответ вы также пообщались с нами.
— Вы желаете побольше узнать о вашей звезде? — спросил Джонатон.
— О многом, — ответил Рейнольдс. — О вашем космическом корабле, к примеру. Его устройство превосходит наши скромные познания.
Правый глаз Джонатона яростно заморгал. Потом чужак заговорил, и моргание еще участилось:
— Вы хотите это знать?
— Да, если на то будет ваше согласие. Мы, как и вы, хотели бы отправиться к звездам.
Теперь глаз чужака моргал с доселе невиданной скоростью.
— К сожалению, мы ничего не можем рассказать вам о нашем корабле, — ответил инопланетянин. — Мы и сами ничего о нем не знаем.
— Ничего?
— Это был дар.
— Вы имеете в виду, что вы его сделали не сами? Ну хорошо. Но у вас же должны иметься механики. Существа, способные его починить в случае какой-нибудь неисправности.
— Этого никогда не случалось. Не думаю, что корабль может сломаться.
— То есть?
— Нашу расу, нашу планету некогда посетили другие существа. От них-то мы и получили в дар это судно. Они явились к нам с далекой звезды и подарили его. Взамен мы обязались использовать корабль только для умножения знаний нашей расы.
— Вы не могли бы рассказать мне об этой другой расе? — спросил Рейнольдс.
— Очень мало, боюсь я, известно нам о ней. Они явились с самой древней звезды в подлинном центре вселенной.
— И они похожи на вас? Физически?
— Нет, они скорее похожи на вас. На людей. Но, пожалуйста, если вас не оскорбляет такое пожелание, давайте говорить о существенном. У нас мало времени.
Рейнольдс кивнул, и моргание Джонатона тотчас прекратилось. Рейнольдс догадывался, что чужак устал врать, но это и неудивительно: Джонатон явно был скверным лжецом. Его вранье не только звучало в высшей степени неправдоподобно, у него вдобавок при каждой лжи истерически дергался край глаза.
— Если я расскажу вам о нашей звезде, — сказал Джонатон, — согласитесь ли вы в ответ поделиться знаниями о вашей?
Чужак склонил голову вперед и принялся покачивать длинной шеей из стороны в сторону. Ясно было, что ответу Рейнольдса Джонатон придает большое значение.
И Рейнольдс ответил:
— Да, с радостью.
Однако он подозревал, что не в состоянии предугадать, какая информация о земном Солнце окажется для этих существ неожиданностью. Ну да впрочем, его же послали разведать о чужаках как можно больше, а выдать о землянах как можно меньше. Пока что обмен информацией о звездах казался ему достаточно безопасным направлением беседы.
— Я начну, — сказал Джонатон, — и вы будьте любезны извинить несовершенство моих высказываний. Мое знание вашего языка ограничено. Я полагаю, у вас имеется особый предметный лексикон.
— Техническая терминология. Да.
— Наше светило — брат вашего, — молвил чужак, — или скорей сестра? В периоды наиболее интенсивной коммуникации его мудрость — ее? — безошибочна. Временами, в отличие от вашей звезды, он приходит в ярость, но такие периоды кратки. Они длятся не более нескольких мимолетных мгновений. Дважды его охватывал такой гнев, что существование всей нашей цивилизации находилось под угрозой, однако ни в одном из этих случаев не счел он нужным исполнить свою угрозу. Я бы сказал, что он скорей отходчив, а не крут, вежлив, а не груб. Я полагаю, что его любовь к нашей расе неподдельна и глубока. Среди звезд вселенной место его не столь значительно, однако это наше родное светило, и мы обязаны почитать его. Как мы, разумеется, и поступаем.
