— А что нужно, здесь этому господину?
Пётр Иваныч, до сих пор скромно державшийся в стороне и с большим интересом слушавший разговор, смиренно подвинулся вперёд и вкрадчиво произнёс:
— А у меня, сударыня, тоже украли часы.
— У вас? — воскликнула дама, смерив его изумлённым взглядом.
— Да, — кротко подтвердил Пётр Иваныч.
— Но где же?
— А тоже на площади, когда я слезал с трамвая.
— Вы тоже приехали с дачи?
— Тоже с дачи, сударыня.
— И хорошие часы? — продолжала быстро спрашивать дама.
— Очень хорошие, сударыня. Мои часы стоили тысячу двести рублей.
— Что? — гневно воскликнула дама. — Тысячу двести рублей? Таких и часов не бывает. Самые дорогие часы стоят рублей пятьсот.
— Нет! — так же коротко ответил Пётр Иваныч. — Бывают, сударыня! У меня был хронометр с бриллиантами. Очень редкие часы.
— А-а-а!.. — протянула дама, взглянув на него с уважением. — А что же вы думаете делать?
— Ничего! — смиренно ответил Пётр Иваныч. — Надо терпеть. У меня и жену, сударыня, украли, а я и то терплю.
— Как жену украли? — изумлённо воскликнула дама.
— Так. Приехали ночью, схватили и украли.
— Но кто же? — воскликнула дама. — И как это можно: украсть жену? Я никогда ничего подобного не слыхала. Но кто же украл?
— А я знаю, кто? Приехали и украли. Вероятно, любовник.
— Я ничего не понимаю, — заявила дама. — Правду говорит этот господин? — быстро обратилась она к Голоногову.
— Совершеннейшую правду, сударыня! — несколько неверным голосом ответил тот и немедленно получил сильнейший припадок кашля, заставивший его нагнуться и закрыть лицо платком. Дама в недоумении переводила глаза с одного на другого.
— Ничего не понимаю! — решительно подтвердила она и снова обратилась к Петру Иванычу:
— А что же вы думаете делать с часами?
— Буду их сам искать, сударыня, — с видом глубокого сожаления ответил Пётр Иваныч.
— Как сами искать?
— А так. Поеду на толчок, буду лазить по воровским трактирам и буду спрашивать воров, не знают ли они что-нибудь про мои часы.
— А вы думаете, что они вам что-нибудь скажут? — снисходительно усмехнулась дама.
— А как же? Им всё равно часы продать нужно. Так лучше уж я у них сам куплю. А потом, они украли у меня по недоразумению.
— Что значит, по недоразумению?
— А так — они не знали, что это я. У меня бы они никогда не украли.
— А кто же вы? — с изумлением осведомилась дама.
— А-а-а… — таинственно протянул Пётр Иваныч. — Я слишком известная личность!..
Дама в недоумении переводила глаза с Петра Иваныча на Голоногова и обратно, не понимая, смеются над ней или нет. Но Голоногов, справившись с припадком кашля, сидел важно, как истукан, и на лице его нельзя было прочесть ничего.
— А как же ваша фамилия? — быстро спросила дама.
— Этого я не могу сказать, — с видом сожаления ответил Пётр Иваныч и, обратившись к Голоногову, сказал:
— Так я пойду, г. надзиратель. До свиданья! Буду искать часы на толкучке. — И, пожав его руку, неторопливо направился к дверям.
— Послушайте! — взволнованно крикнула дама. — И вы серьёзно думаете найти ваши часы?
— Обязательно, — ответил Пётр Иваныч.
— Это правда? — видимо колеблясь, обратилась дама к Голоногову.
С непроницаемым видом тот пожал плечами. Пётр Иваныч задержался в дверях.
— Послушайте! — воскликнула дама, внезапно приняв решение. — А может быть, вы найдёте и мои часы…
Через двадцать минут Пётр Иваныч вместе со своей неожиданной спутницей подъезжал на извозчике к толкучему рынку. Во время недолгого переезда, он успел узнать, что даме двадцать пять лет, что она вдова, жила до сих пор в маленьком городке, а теперь после смерти мужа приехала сюда к своей замужней сестре. Сохраняя смиренный вид, Пётр Иваныч скрывал под усами очень довольную и лукавую улыбку; он предвкушал уже возможность интересного приключения и в дальнейшем полагался на свою ловкость и счастье.
Толкучка кишела и шевелилась, как громадный клубок серых червей. Около маленьких балаганов, полных разнообразнейшей рвани, надрывая глотки, кричали хозяева, предлагая сапоги, брюки, пиджаки, пальто, шапки, посуду, книги, старые паровики и котлы, велосипеды, жареную печёнку, рубцы, пышки и вафли. Петра Иваныча хватали за рукава и тащили направо и налево; на каждом шагу одетые в лохмотья, но очень амбициозные господа давали друг другу оплеухи и приглашали Петра Иваныча в свидетели; через каждые десять шагов не менее оборванные господа, кидаясь к нему под ноги, кричали: «Кошелёк! Господин, ваше счастье! Что делать? Надо пополам!» Несколько раз их затирала орущая и бесноватая толпа, причём любопытные руки немедленно пытались обшарить их карманы, но Пётр Иваныч, ни в каких обстоятельствах не теряющий головы, подняв правой рукой палку и левой прижимая к себе даму, непреклонно шёл вперёд, расчищая дорогу и поворачивая направо и налево. Его спутница, оглушённая криком, рёвом и суетой, давно уже потеряла способность что-нибудь понимать и беспомощно висела на его руке, а он всё ходил, кружа по лабиринту балаганов и лавок и зорко осматриваясь кругом, пока неожиданно перед ним не вынырнул грязный, но очень бывалый субъект с кольцом в руке.
