Белые стены реанимационной палаты давили на психику и рассудок.
— Не брошу. Лена, тебе нельзя говорить, успокойся.
— Я рожу тебе ребёнка… двоих… мальчика и девочку. У нас всё будет…
— … хорошо, — закончил за неё Москвин. — Конечно.
Жизнь иногда напоминает водоворот, он затягивает тебя, закручивает, не даёт глотнуть воздуха — и ты тонешь, и в какой-то момент смиряешься с этим… с мерным, привычным течением жизни. Даже если жизнь эта тебя и не радует. Кажется, что сделать ничего уже нельзя. Всё давно сложилось, и надо лишь шагать дальше, переступая через препятствия и самоотверженно бороться с проблемами. Так всё в жизни Москвина и было. Шло время, был получен диплом, не смотря ни на что — красный, с отличием, "семейный бизнес" процветал, Руслан трудился во благо семьи, но никакого удовлетворения от этого не получал. Скучно было до зевоты. Излюбленный бизнес россиян — торговля продуктами, абсолютно не вдохновлял. Но бежать было некуда. Оставалось только повесить долгожданный диплом на стену и изредка кидать на него тоскливые взгляды.
Личная жизнь напоминала старую лодку с пробитым дном, в пробоину хлестала вода, а Руслан давно перестал пытаться выплыть самостоятельно. Редкие романы, быстрый секс, а дома сумасшедшая жена, которая его только что не обнюхивала, когда он возвращался. Конечно, ни о каких детях речи не шло. За два года Лена несколько раз лежала в клинике, оттуда возвращалась с почти ясным, просветлённым взглядом, с улыбкой на губах, правда, несколько искусственной, которая стекала буквально через неделю. И всё начиналось сначала. Она либо обвиняла его в изменах, либо начинала каяться и винить себя за гибель ребёнка.
— Не смотри на меня так, не смотри! Я знаю, что ненавидишь, но я его не убивала!.. Это ты… ты во всём виноват. Ты мне жизнь сломал.
Он уже давно с ней не спорил.
Молодость и Москва казались безумно далёкими, лишь воспоминаниями будто двадцатилетней давности, словно и не было того далёкого, лёгкого времени, когда просто дышалось, когда можно было влюбиться, мучиться из-за этого невесомого чувства, наслаждаться им, забывать обо всём на свете, глядя в глаза белокурой девчонке, которая соблазняла его, сама того не понимая.
Иногда Руслан безумно пугался того, что может забыть её имя. Катя…
— Ка…тя? Это ты, Катя?
Она позвонила посреди ночи. Телефон зазвонил, как обычно звонил в повседневной жизни Руслана, и Москвин даже разозлился на полуночный звонок. Сел в постели, поморгал сонными глазами и потёр лицо. И тут же тревожно прислушался — тишина. Они с женой уже больше года спали в разных спальнях, но спала она чутко и могла проснуться от любого звука. Руслан схватил трубку, мысленно чертыхаясь… и позабыл обо всём на свете.
— Катя…
Она судорожно всхлипывала, ничего не могла сказать, но ему это было не нужно, он и так знал — она. Плакала в трубку, так знакомо всхлипывала, а потом всё-таки произнесла:
— Руслан…
— Катя, что случилось? Заяц, ну ты что?
— Руслан… родители погибли!
Он протянул руку и включил настольную лампу.
— Когда?
— Я не знаю! Мне Сашка позвонил несколько часов назад… Я в Москву лечу, у меня самолёт… сейчас. Руслан, что мне делать?!
— Я приеду. Я уже еду.
— Да, да, — Воронова снова всхлипнула. — Ты приезжай, пожалуйста… Руслан.
Не так он думал вернуться… Это была Москва, знакомые, дорогие ему люди, но только потерянные и несчастные. А вместо весёлых посиделок, как когда-то — кладбище, венки и опущенные вниз глаза. Ни у кого не было сил разговаривать, тем более интересоваться "личным". А с Катей он так и не поговорил, сомневался, что она его вообще заметила и что помнила про свой ночной звонок. Выглядела страшно бледной, почти бескровной, висела на Сашке, который стоял, как изваяние и держал на себе убитых горем сестёр. Москвин понаблюдал за всеми со стороны, поговорил с Лёшкой, отмахнулся от вопросов о семейной жизни. В Москве пробыл пару дней, к Кате подойти так и не решился, она пребывала в тяжёлом состоянии, которое Руслан прекрасно знал — накачена успокоительным под завязку, и разговаривать с ней сейчас совершенно бесполезно. Смотрел на неё издалека, словно пытался запомнить, а мыслями уже был в Питере. Родители жены неделю назад уехали из города, и за Леной присматривала только Ольга Алексеевна.
