Картина, вызванная в воображении членов клуба рассказом миссис Роуби, не помогла упрочить ее репутацию, а породила лишь тягостное молчание, прерванное наконец миссис Плинт.
— Я понимаю, — сказала она, — что при таком обилии различных занятий вам не хватало времени для чтения, но, согласитесь, просмотреть «Крылья смерти» перед приездом Озрик Дейн вы все-таки могли.
Миссис Роуби выслушала упрек вполне добродушно. Она, право, собиралась полистать этот роман, но так увлеклась книгой Троллопа,[15] что…
— Кто это теперь читает Троллопа! — перебила ее миссис Беллингер.
Миссис Роуби смутилась.
— Я только начала, — призналась она.
— И вам интересно его читать? — осведомилась миссис Плинт.
— У него занимательные романы.
— Занимательность, — сказала миссис Плинт, — последнее, чем я руководствуюсь при выборе книги.
— О, что и говорить, «Крылья смерти» не назовешь занимательным чтением, — ввернула миссис Леверет, выражавшая свои суждения на манер угодливого коммивояжера, всегда готового предложить любую другую вещь, если та, на которую пал его выбор, окажется покупателю не по вкусу.
— Разве для этого писался роман Озрик Дейн? — спросила миссис Плинт, любившая задавать вопросы, на которые никому, кроме нее, не дозволялось давать ответы. — Разумеется, нет.
— Разумеется, нет. Я именно это и хотела сказать, — подтвердила миссис Леверет, поспешно убирая один товар и заменяя его другим. — Он писался, чтобы… чтобы возвышать!
Мисс Ван-Влюк водрузила на нос очки и с видом судьи, надевающего черную шапочку для оглашения обвинительного приговора, изрекла:
— Вот уж не знаю, как о книге, проникнутой таким горьким пессимизмом, при всей ее нравоучительности, можно сказать, что она возвышает.
— Конечно, я как раз имела в виду сказать, что роман поучает, — залепетала миссис Леверет в полном смятении оттого, что слова, которые она считала синонимами, вдруг оказались различными по значению. Удовольствие, получаемое миссис Леверет на заседаниях Обеденного клуба, часто омрачалось такого рода неожиданностями, а так как она не догадывалась, какую важную роль играла, давая остальным членам возможность самоутверждаться за ее счет, то нередко мучилась сознанием, что недостойна участвовать в их дискуссиях. Не будь у нее туповатой сестрицы, восхищавшейся ее умом, бедняжка вряд ли избежала бы комплекса неполноценности.
— А они женятся в конце? — спросила миссис Роуби.
— Кто они? — хором возопил Обеденный клуб.
— Как кто? Она и он. Ведь «Крылья смерти» — роман. А в романе, по-моему, это самое главное. Если героев разлучают, я просто места себе не нахожу.
Миссис Плинт и миссис Беллингер обменялись негодующими взглядами.
— Ну если вы настроены на подобный лад, — сказала миссис Беллингер, — то я вряд ли стала бы рекомендовать вам «Крылья смерти». Что до меня, я никогда не могла понять, как можно тратить время на занимательные поделки, когда есть столько книг, которые нельзя не прочесть.
— Но самое замечательное, — произнесла вполголоса Лора Глайд, — во всем этом то, что никто не может сказать, как кончаются «Крылья смерти». Пораженная ужасным смыслом того, что ею же было облечено словами, Озрик Дейн милосердно скрыла его от нас — быть может, даже от себя самой, — как Апеллес скрыл лицо Агамемнона, приносящего в жертву Ифигению.[16]
— Что это? Стихи? — шепотом спросила миссис Леверет у миссис Плинт, которая, не удостоив ее прямым ответом, холодно посоветовала:
— А вы посмотрите в энциклопедии. Я взяла себе за правило смотреть решительно все сама. — И в тоне ее звучало: «Хотя мне ничего не стоит приказать сделать это моему лакею».
— Я хотела сказать, — вновь взяла слово мисс Ван-Влюк, — что тут неизбежно встает вопрос: а может ли книга поучать, если она не возвышает?
— О! — только и выдохнула миссис Леверет, ощущая, что почва окончательно уходит у нее из-под ног.
— Не знаю, — возразила миссис Беллингер, которой в тоне мисс Ван-Влюк почудилось нечто посягающее на ее, миссис Беллингер, вожделенную привилегию принимать у себя Озрик Дейн. — Не знаю, уместен ли такой вопрос, когда речь идет о книге, возбудившей к себе больший интерес всех мало-мальски думающих людей, чем любая другая после «Роберта Элсмера».
