Она учтива. Вежлива. Немного сдержанна, пожалуй, но и только.
Собеседница шмыгнула носом в темноте и высморкалась.
— Не хотите выйти на свет и поговорить? — спросил он.
— Не люблю людей.
— А кто любит?
Тойас поднялся. Обошел комнату. Поразительно! Шаг за шагом без того, чтобы наткнуться на кого-то! Он легонько провел ладонью по стене.
— Змеи, — запоздало ответила она.
— Они любят людей?
— Нет, друг друга. Можете наполнить ящик змеями, и те не почувствуют разницы. Сотни змей проводят целую зиму в одной норе. Как-то писали о техасском фермере, который копал колодец и дорылся до их логова. Шар из спящих змей толщиной в десять футов!
Тойас наморщил лоб. Беседа принимала странный оборот. Но стандартная процедура в таких случаях была ясна: следует заставить предполагаемую жертву разговориться.
— Однако люди не змеи.
— Совершенно с вами согласна. По крайней мере, большинство из них, — заключила она, словно выиграла спор. — Но нельзя же их избегать! В следующем месяце я должна была отправиться в поход. Уже зарезервировала место в группе. Держала его четыре года. Три дня и две ночи в настоящем лесу. К тому же можно отделиться от группы и бродить повсюду в одиночестве. Говорят, там есть ручей и озеро. Я сама видела проспект. Представляете: один, всего один человек сидит на камне у самого края луга.
Тойас сочувственно кивнул. Последние три года он посылал запрос на разрешение посетить Маунтин-Кения-парк. Он хотел видеть Kere Nyaga[2].
Лавдей чихнула:
— Простите, аллергия, — извинилась она, сморкаясь. — Они аннулировали мою заявку.
— Почему?
Тойас остановился перед большим компьютерным монитором: скрученные цепи и полосы сплетаются друг с другом, у каждого изгиба буквенные и цифровые обозначения. Он поднял глаза к надписи вверху: сегмент гена человека, L14d.
— Люди не стремятся на природу. Парк закрыли. И не только его. Не осталось места, куда можно было бы сбежать. Слишком много людей-крыс. Нам следует избавиться от крыс.
Тойас вскинул голову и пристально уставился на дверь кабинета. Последнее заявление прозвучало как-то странно: то ли зловеще, то ли отчаянно. Он вспомнил опасения Клэнси. Неужели тот прав, и она создала новую болезнь? Вряд ли, конечно: малейший намек на подобное событие должен вызывать сотни проверок системы… но, может, она придумала, как обвести отдел безопасности вокруг пальца.
Он сунул руку в карман, нащупал комп и нажал кнопку экстренного вызова полиции. Сейчас спецотряд изолирует здание. Видимо, одному детективу не под силу отговорить эту особу от самоубийства. Вскоре десятки экспертов начнут изучать ее заметки и память компьютера, проверяя все, над чем она трудилась за время пребывания в лаборатории.
— Поэтому вы решили покончить с собой? Потому что лишились летнего отдыха?
— Нет. Дело не в этом.
Зловещие нотки в ее голосе куда-то испарились. Сейчас он казался просто измученным.
— Эксперимент не удался. Я думала, что решила проблему, но ничего не вышло. Я не смогла изменить крысу. Врачу Крыса, исцелися сам!
— Бливинс сказал, что вы работали с голубями.
Ринна рассмеялась.
— Эти дурацкие голуби! Знаете, чего требовал от меня город? Сделать, так, чтобы голуби не гадили повсюду! Миллионы долларов в год тратятся на очистку зданий. Они заключили со мной контракт на изменение этой неприятной привычки голубей. Думаю, я решила эту проблему. Голуби — неряхи. В отличие от кошек. Разрез там, соединение здесь, и все голуби начнут закапывать свой помет в землю. Нет, мой личный эксперимент я поставила на себе. И он провалился. Я генетически резистивна.
— Как это понимать? — переспросил полицейский, в основном, чтобы заставить ее говорить, пока не подойдет подкрепление.
Она опять чихнула.
— Гены не всех людей податливы. Некоторые сопротивляются мутагенным факторам лучше, чем остальные.
Скрипнул стул. Бледная рука появилась на дверной ручке, и дверь распахнулась.
— Вы один?
Она стояла в тени.
Он кивнул.
Постояв несколько минут неподвижно, — он чувствовал на себе ее взгляд, изучающий, оценивающий, — она сказала:
— У меня агорафобия. В сильной форме. Знаете, что это такое?
