Я решил, что незнакомец мне ничуть не мешает, и продолжил чтение.
Он мялся, по его виду можно было сказать, что он сконфужен, но уходить он не собирался.
Изредка я смотрел на него боковым зрением. Наконец, он решился:
–Хороший денёк сегодня, не так ли?
Я на секунду отложил чтение, сделал задумчивое лицо и резко, даже немного грубо, ответил:
–Я так не думаю.
Мой ответ ещё больше сконфузил мужчину, но он вздохнул и попытался завести разговор снова:
–А вы по какой причине сидите один в таком месте?
Я отложил книгу:
–У меня сегодня день рождения. Мне двадцать пять.
–И это повод быть одному?
–Да, одиночество и тишина (я имею ввиду не абсолютную тишину, а места, свободные от людей)… они не лгут, не лицемерят. С ними уютнее и…
–Боже! Друг мой, что же с вами случилось такое, что вы сейчас так думаете?
–Я же говорил: у меня день рождения. Все знакомые поздравляют меня, улыбаются, шутят и так далее.
–Так, что в этом плохого?
–То, что делают они это неискренне. Люди стали воспринимать праздники, как простые дни, в которые они обязаны поздравлять кого-либо. Люди перестали поздравлять, они стали исполнять свои «обязанности».
–Гм, интересно. Значит, вы считаете, что в наше время людям не хватает искренности? Интересно-интересно…
Незнакомец задумался и замолчал. Я до сих пор не знаю, о чём он думал, могу только догадываться, но мне казалось тогда, что он хотел помочь. он посмотрел на меня:
–Знаете, по воле случае, у меня тоже сегодня день рождения. Возможно, это вам покажется абсурдным, но моя проблема состоит в том, что меня никто не поздравил,– человек вздохнул, расстегнул своё серое пальто и поправил галстук.– Знаете, мне кажется, судьба не зря вот так свела нас.
Нам принесли кофе.
–Кофе для вас и вашего друга,– с улыбкой на лице сказала официантка.
Самое удивительное , что в этот момент я действительно почувствовал его своим другом, даже больше, чем другом.
Я присмотрелся. Его лицо было мне очень знакомо, будто бы я видел его каждый день. Заметив моё любопытство, он решил меня отвлечь:
–Знаете, сегодня мне двадцать семь. Два года назад я сидел в подобном месте и думал точно так же, как и вы сейчас. Ни к чему хорошему это не привело. Я остался один. Ни друзей, ни семьи, никого.
Послушайте меня, более опытного человека, чем вы. Пускай, это неискренне, лицемерно, но без этих поздравлений, улыбок вам будет ещё хуже. Не злитесь, лучше найдите тех людей, которые действительно будут искренне с вами, и живите настоящей, полной жизнью,– он посмотрел на часы.– Что ж, мне пора.
В помещении добавили свет, и я увидел его лицо. Передо мной был я сам.
–Ты… ты это…– я не мог сказать ни слова больше.
Тогда на его лице появилась улыбка:
–Да, я – это ты. Привет из две тысячи семнадцатого. Прощаться всегда было тяжело, особенно теперь. Ты многое хочешь спросить, я многое хочу рассказать, но нельзя. Прощай.
Он встал и ушел. Когда дверь закрылась, я встал и пошел за ним. Выйдя на улицу, я начал искать, но его уже нигде не было.
В кабинете был покой. Ученики внимательно слушали учительницу, и были слышны лишь её слова и периодическое равномерное тиканье часов. Дополняя это спокойствие, за окном медленно и плавно падал февральский снег, так же плавно, как текло время в то длинное, долгое и серое утро.
Снег на юге Кубани является некой редкостью, поэтому те, кто не слушали учителя, заворожено смотрели в окно на то, как хлопья снега невероятно красиво кружились в своем белом последнем прощальном вальсе.
Когда все ученики в классе начали что-то писать, одна девушка продолжала смотреть в окно. У неё были прекрасные огненно-рыжие волосы, аккуратная, осиная талия, выразительные голубые глаза, тоненькие губы, не менее аккуратный носик. Кожа её была загорелой, несмотря на время года. Гордая осанка давала понять, как она расценивает себя и что не каждый прохожий парень сможет хотя бы познакомиться с ней. Её звали Алиса Потёмкина.
Лишь один её вид напоминал о яркой весенней и теплой летней поре, лишь он один мог заставить любого, кто на неё смотрел, перенестись на мгновение в теплое время года.
