— Ну, цезарь? — произнес чародей. — Доволен ли ты?
— Нет. — Император нахмурился. — Это ужасное положение вещей, друид. Кажется, будто я перешел от плохого к худшему. Как Тиберий, я мог делать все, что хотел, поскольку от меня этого ждали. Они ненавидели и боялись каждого моего поступка. Поэтому я не был вынужден противоречить своей природе. Но как Калигула, я должен играть другую роль. Теперь я герой, и должен быть добрым, добрым и милосердным. Тяжесть условностей велика, друид. Я не могу избежать того, что от меня ожидают.
— Почему бы не побыть хорошим, — предложил друид, — если столь примитивные понятия, как добро и зло, составляют твою философию? Я даю тебе новый шанс, новую жизнь, так сказать.
Почему бы не искупить вину?
Цезарь рассмеялся.
— Что, друид? Значит, ты струсил?
— Не я. Поступай, как хочешь, — поспешно поправился кудесник.
— Но я не могу. Мне снова нужны мои спинтрийцы. Клянусь трезубцем Нептуна, у меня снова молодое тело, пригодное для удовольствий и наслаждений. Вот почему я желал молодости. Но как Калигула я не могу использовать его просто так.
— Выход есть, — согласился друид.
— Какой? Скажи мне? Я схожу с ума от скуки.
— Ты мог бы… заболеть.
— Да.
— А когда ты выздоровеешь, будешь причислен к сонму богов.
Так поступали твои предки. Августу поклоняются как богу. Ты тоже можешь им быть, только живым. Простые люди знают, что у богов другие моральные принципы, подобные Юпитеру в мифах.
И твои близкие здесь, во дворце, воспримут перемену в тебе как безумие, вызванное болезнью.
— Друид, ты прав! Ах, как мне повезло с твоим советом!
Друид улыбнулся.
— Заболей на месяц, — посоветовал он.
И Калигула болел целый месяц. Когда он оправился, заболел весь Рим. Ибо обожествленный, Калигула царствовал на земле как в аду. Рим стал его преисподней, и все души чувствовали муки его величества. В качестве божества, его выходки сначала не вызывали сомнений — а потом стало уже слишком поздно. Он убил своего усыновлённого кузена и старого капитана своей гвардии, заменив его человеком, которым мог легко манипулировать. Как только армия оказалась полностью в его власти, он стал тираном.
Новый цезарь брал себе невест одну за другой и убивал их. Переодетый, он и его спутники бродили по городу, устраивая драки и сжигая все подряд. В потайных комнатах спинтрийцы наслаждались жизнью. Волшебники и чудотворцы использовали свои заклинания для его удовольствия. Это была новоприобретённая юность за счет Рима — самых красивых женщин Рима, лучших мужчин Рима, денег Рима, чести Рима. Друид всегда поддерживал его.
— Ты становишься гладким и толстым, — заметил однажды император. — Эта жизнь тебе тоже подходит, друг мой.
Друид мрачно улыбнулся.
— Ты тоже гладкий и толстый, цезарь. И так же глуп.
— Что? — в своей новообретенной, опьяняющей силе император возмутился этими едкими замечаниями своего слуги. Друид был слишком фамильярен в эти дни, раздраженный напоминанием о своем превосходстве. Но у него имелся один совет. Лучше было его выслушать.
— О чем ты? — повторил император, и его лицо исказилось.
— Я говорю, что ты глуп, цезарь. Ты должен быть сумасшедшим, помни. Здесь, во дворце, уже ходят странные слухи, сравнивающие твои выходки с выходками старого Тиберия. Избавься от этих слухов, говорю я. Уничтожь их, отвлекая внимание на другое — на твое безумие. Будь сумасшедшим!
Затем друид принялся нашептывать что-то, и цезарь мерзко усмехнулся. На следующий день он сошел с ума. Его любимую коня, Порцелла, забрали из конюшни. Облачив животное в священное одеяние, Калигула сделал его гражданином и сенатором.
Он омыл коня благовониями и заново окрестил именем «Инцитат» — «быстроногий». Когда по этому странному капризу собралась толпа, Калигула быстро продолжил церемонию. И Инцитат стал консулом Рима, одним из трех правителей. Теперь Калигула был достаточно безумен для Рима. Денег не хватало, поэтому он продавал государственные должности и убивал преступников в тюрьмах, чтобы сэкономить на их содержании. Цезарь использовал их тела на арене для кормления диких животных, используемых в представлениях. Он собирал большие суммы денег для своих выходок с актерами, возничими и командой избранных близких друзей, которые сопровождали его во всех оргиях. Рим уже открыто роптал против таких порядков.
