Я сидел в кабинете, размышляя над поеденным личинками томом Хейриархуса «Оккультизм», когда совершенно неожиданно я почувствовал сильный импульс, просочившийся через мой усталый мозг. Он манил и завлекал с невыразимым обещанием, как плач старой ламии; но в то же время он обладал неумолимой силой, чье могущество не могло быть просто отброшено в сторону или проигнорировано. Неизбежное наступило. Меня призывали в гробницу. Я должен следовать за соблазнительным голосом внутреннего сознания, который был приглашением и обещанием, который звучал в моей душе, как ультра-ритмические звуки транс-космической музыки. Поэтому я отправился, один и без оружия, в одинокий лес и к тому месту, где должен встретить свою судьбу.
Луна поднялась над поместьем, когда я уходил, но я не оглядывался назад. Я видел ее отражение в водах ручья, который проложил путь между деревьями, и в ее свете вода была похожа на кровь. Затем туман поднялся тихо от болота, и желтый призрачный свет разлился по небу, заманивая меня за стену черных и жирных деревьев, ветви которых, раскачиваемые унылым ветром, тихо касались отдаленной гробницы. Корни и лианы лезли мне под ноги, виноградные лозы и кустарники хватали мое тело, но в моих ушах громом отдавался призыв, который нельзя описать и который нельзя «отменить» природой или человеком.
В тот миг, когда я нерешительно замер в дверном проеме, миллионы идиотских голосов забормотали приглашение войти, чему смертный разум не мог противостоять. Через мой мозг гремел ужас моего наследия — ненасытное стремление познать запретное, смешаться и стать единым с ним. Ритмы рожденной в аду музыки звучали в моих ушах, и земля дрожала от безумного импульса, охватившего все мое существо.
Я дольше не оставался на пороге. Я вошел туда, где запах смерти заполнил тьму, похожую на солнце над Югготом. Дверь качнулась, и потом началось… Что? Я не знаю, я только понял, что внезапно обрел способность видеть, чувствовать и слышать, несмотря на темноту, сырость и тишину.
Я был в гробнице. Ее колоссальные стены и высокий потолок были черными и голыми, покрытыми лишайниками за долгие века. В центре мавзолея находилась единственная плита из черного мрамора. На ней покоился позолоченный гроб со странными символами, покрытый пылью веков. Я инстинктивно знал, что он должен содержать, и это знание не давало мне успокоиться. Я взглянул на пол, а потом пожалел, что не умер. На усыпанном обломками основании под плитой находилась жуткая, раздробленная группа похоронных останков — полусгнившие трупы и высушенные скелеты. Когда я подумал о моем отце и других, я вздрогнул от нахлынувшего отвращения. Они тоже искали и потерпели неудачу. И теперь я пришел, один, чтобы найти то, что привело их к концу — ужасному и безвестному. Секрет! Секрет в гробнице!
Безумное рвение наполнило мою душу. Я тоже узнаю — я должен! Как во сне я шагнул к позолоченному гробу. Через мгновение я навис над ним; затем с силой, рожденной в горячке, я сорвал обшивку и поднял позолоченную крышку, а затем понял, что это не сон, потому что сны не могут приблизиться к конечному ужасу, которым было существо, лежащее в гробу, — это существо с глазами, как у полуночного демона, и лицом из видений безумца, похожим на дьявольскую маску смерти. Оно улыбалось, когда лежало там, и моя душа вскрикнула от мучительного осознания того, что оно живо! Тогда я познал все; тайну и плату с тех, кто искал ее, и я был готов к смерти, но ужасы не прекратились, ибо пока я смотрел на него, зазвучал голос, как шипение черного слизняка.
И там, в ночном мраке он прошептал секрет, глядя на меня безжизненными, бессмертными глазами, так чтобы я не сошел с ума, пока не услышу все это. Все было раскрыто — тайные крипты самого черного кошмара, в котором обитают отродья гробниц, и цена, благодаря которой человек может стать одним из упырей, живущим после смерти как пожиратель во мраке. Так все и происходило, из этой избегаемой проклятой гробницы приходил призыв к нисходящим поколениям, что, когда они придут, они попадут на мрачный праздник, благодаря которому он сможет продолжать свою жуткую, вечную жизнь. Я (он вздохнул) был бы следующим, чтобы умереть, и в своем сердце я знал, что это так.
