Рассказчик: Жизнь Артура Конан Дойла - страница 8

Конан Дойл покинул Стоунихерст в возрасте шестнадцати лет. Он был еще слишком юн для университета, и родственники послали его в Австрию, в Фельдкирх, чтобы он еще год поучился у иезуитов. Похоже, на этот раз ему повезло больше. Он наслаждался пейзажами и спортивными упражнениями, учился играть на тубе — возможно, просто потому, что был единственным учеником, чей рост позволял управляться с этим инструментом, — много и с удовольствием читал. Особое влияние на него оказала книга Эдгара Аллана По „Гротески и арабески“.

По возвращении из Австрии настало время выбирать профессию. „…Я обнаружил, что семья моя находится по-прежнему в стесненных обстоятельствах… Вероятно, эти тяжелые времена пошли мне на пользу, поскольку я был буен, полон сил и несколько безрассуден, а положение дел требовало энергии и решимости, и я не мог не отозваться на зов. Моя мать была замечательная, мы не могли ее подвести“[9].

Согласно семейной традиции Конан Дойл мог выбрать искусство, однако предпочел профессию врача. „Решено было, что я должен стать врачом, — поясняет он, главным образом, полагаю, потому, что Эдинбург был знаменитым центром медицинского образования“[10]. Медицинский факультет университета мог похвастать многими знаменитыми именами. Среди них — доктор Джеймс Янг Симпсон, который одним из первых стал применять хлороформ; зоолог сэр Чарлз Уайвил Томсон, недавно вернувшийся из экспедиции на борту „Челленджера“; внедрявший асептику барон Джозеф Листер, который в то время, когда Конан Дойл поступил в университет, заведовал кафедрой клинической хирургии. Но самое незабываемое впечатление производил на студентов Джозеф Белл, мастер дедуктивного анализа.

Доктору Джозефу Беллу автору учебника по хирургии, было тридцать девять, когда Конан Дойл увидел его впервые. Это был человек высокого роста, с проницательными серыми глазами, резкими чертами лица, носом, похожим на ястребиный клюв, и скрипучим, высоким голосом. Подобно Конан Дойлу, он говорил с сильным акцентом уроженца Эдинбурга. У него была диковинная, подпрыгивающая походка, а стоя у операционного с гола, он буквально излучал волны будоражащей энергии.

Белл подождал секунду, пока молодые люди рассаживались по местам. Затем откашлялся и заговорил: „Господа, — тут он высоко поднял стеклянный пузырек. — В этой склянке содержится сильнодействующее лекарство с невероятно горьким вкусом. Итак, я хочу узнать, сколько среди вас людей, развивших в себе данную Богом способность к наблюдению“.

Он скрестил руки на груди и окинул взглядом аудиторию. „Вы можете спросить: ‘Сэр, почему бы не провести химический анализ?’ — Тут он кивнул, как бы обдумывая ответ. — Да, разумеется, но я хочу, чтобы вы попробовали эту жидкость на вкус — определили ее по вкусу и запаху. Что? Не желаете? — Белл вытащил пробку и поднес пузырек к самому носу, а затем опустил в жидкость палец. — Поскольку я никогда не прошу студентов делать то, чего не готов сделать сам, я тотчас попробую жидкость, а потом пущу ее по рядам“.

Он поднес руку ко рту и лизнул палец. У зелья явно был отвратительный вкус: Белл скривился, будто отведал яду.

Через секунду он опять стал непроницаем. „Итак, — сказал он, подавая склянку студенту, сидевшему в первом ряду, — сделайте то же, что я“.

По рядам прокатился глухой ропот. Пузырек переходил из рук в руки. Сокурсники Конан Дойла представляли собой разношерстную и необычную группу молодых людей: Эдинбургская медицинская школа была одной из лучших в мире и привлекала студентов даже из Восточной Европы и Америки. Впрочем, на лекциях Белла все были равны, и приезжие богачи, и местные бедняки: каждый платил за лекцию четыре гинеи, каждый должен был попробовать опасную желтую жидкость. После того как склянка обошла всю аудиторию, Белл оглядел ряды студентов и с грустью покачал головой. „Джентльмены, — сказал он, — я глубоко опечален тем, что ни у одного из вас не развита восприимчивость: нет той самой наблюдательности, о которой я вам толковал. Ибо если бы вы по-настоящему внимательно следили за мной, вы бы заметили, что в это ужасное снадобье я окунул указательный палец, а в рот взял — средний“.