Письменных свидетельств таких связей по женской линии, как правило, немного — они охватывают лишь несколько последних поколений, поэтому мы не можем получить ответа на этот вопрос. Но ДНК помнит все. Митохондриальная ДНК благодаря своей уникальной особенности, тому, что она наследуется исключительно по женской линии, точно прослеживает связь, уходящую в прошлое. А поскольку последовательность митохондриальной ДНК посредством случайных мутаций изменяется, хотя и очень постепенно, мы можем воспользоваться этими изменениями как своего рода часами. Если родословные двух человек сходятся к общему предку-женщине и место слияния находится в недавнем прошлом, то их митохондриальной ДНК не было времени на то, чтобы измениться из-за мутации. Тогда, как в случае с хомячками, последовательность ДНК у двоих будет абсолютно одинаковой. Если же она, женщина-предок, жила давно, в этом случае появляется вероятность, что у одного, а то и у обоих последовательность митохондриальной ДНК будет слегка нарушена в результате мутации, возникшей за время от разделения линий до настоящего момента. Если женщина — общий предок жила еще в более отдаленном прошлом, на каждой линии могли успеть произойти две, а то и три мутации. Подсчитав количество различий между двумя последовательностями, можно определить долготу матрилинеарной связи между любыми двумя людьми, живущими на Земле. А чтобы выразить все в точных цифрах, нам необходимо знать, с какой частотой возникают мутации в митохондриальной ДНК. О том, как это делается, мы поговорим далее. Результат подсчетов таков: если у двух человек имелся общий предок по женской линии десять тысяч лет назад, то в последовательности контрольного региона их митохондриальной ДНК будет одно отличие. Если женщина, бывшая общим предком двух человек, жила на свете двадцать тысяч лет назад, то можно ожидать, что число таких различий в последовательности, появившихся в результате случайных мутаций, увеличится до двух.
Конечно, нет ни малейших шансов на то, что обнаружатся письменные свидетельства родственных связей, связывавших кого-то из нас по материнской линии двадцать тысяч лет назад, поэтому мы придумали обходной путь. Если у двоих нет ни малейших различий в последовательности контрольного региона, стало быть, их общий предок жил в какое-то время на отрезке в последние десять тысяч лет. У меня и у русского царя последовательность контрольного региона одна и та же. Стало быть, наши материнские линии — с моей стороны через мою маму — Ирен Клиффорд и ее мать — Элизабет Смит, а со стороны Николая Второго через его мать, вдовствующую императрицу Марию Федоровну и ее мать Луизу Гессе-Кассельскую, королеву датскую, скорее всего, сходятся к общему предку — женщине, жившей где-то на отрезке последних десяти тысяч лет. Но, полагаю, это было не настолько недавно, чтобы я мог реально претендовать на богатства Романовых.
Измерение длительности родственных связей в десятках тысяч лет кажется слишком грубым и округленным, чтобы представлять интерес. Однако, хотя скорость митохондриальных мутаций кажется чересчур медленной, для того, чтобы изучать эволюцию человека на протяжении последних ста тысяч лет, она подходит просто идеально, а ведь основные события происходили именно на этом отрезке времени. Если бы скорость возникновения мутаций была намного больше, было бы труднее проследить взаимосвязи. Будь она медленнее, между людьми вообще почти не было бы различий, и нечего было бы изучать. Если продвинуться в логической цепочке на один шаг вперед, мы придем к выводу, что если любые два человека связаны в прошлом общим предком, то, следовательно, то же самое можно сказать и о любой группе людей. До меня медленно доходило, что мы, похоже, заполучили средство, способное воссоздать матрилинеарную генеалогию всего человечества. Не то чтобы это давало власть над целым миром, но все же я уверен: моему дальнему родственнику Николаю Александровичу Романову, самодержцу Всея Руси, идея понравилась бы. Теперь перед нами стоял вопрос: с чего начать?
