В то же время, то, что рисовал Гера, если не пугало, то, по крайней мере, заставляло задуматься над здоровьем психики мальчика. Его сверстники не рисовали ничего особенного, но в их работах присутствовало много красок, радости и позитивизма. В Гериных рисунках всего этого не было. В основном он рисовал кресты и могилы, обезглавленные трупы, и некое подобие фигуры в капюшоне и с косой. О ярких красках в этих рисунках говорить не приходилось. Они были выполнены всего в двух тонах: черном и сером.
Виктора Андреевича не тревожило творчество сына. Он считал это каким-то признаком гениальности.
- Не каждый ребенок, - с гордостью говорил он. - В столь юном возрасте, задумывается над смыслом жизни.
Ближе к одиннадцати годам, учителя Геры должны были признать, что мальчик все-таки талантлив. Глядя на его картины, нельзя было не отметить, что рисовал их действительно мастер, хоть и выбрал он для воплощения своего таланта довольно странную, не только для ребенка, тематику.
Как считал сам Гера, самой лучшей его работой была картина, на которой был изображен умирающий юноша лет двадцати, над которым плакал призрак женщины без лица. Юноша, раскинув свои длинные волосы, лежал в неестественной позе на грязном снеге, перепачканном черной кровью.
Шли дни. Дни превращались в недели. Недели складывались в месяцы. Месяцы превращались в годы. Когда Гере исполнилось шестнадцать лет, он сделал себе на животе, прямо над пупком, татуировку: черное солнце, выбрасывающее в разные стороны большие черные протуберанцы, а в центре которого зияла пустота. К этому возрасту, он успел несколько раз влюбиться. И столько же раз разочароваться в этом чувстве. Ему все время казалось, что это что-то не то. Что-то ненастоящее. Гера не успевал задумываться, почему так происходит в его, да, наверное, и не только в его жизни, потому что стоило ему расстаться с девушкой, на ее место приходила новая.
Однажды случилось так, что довольно длительный период Гера был один. И именно в этот период в его жизни произошли такие значительные перемены, о которых он даже и не думал. Собственно перемен произошло всего две. Во-первых, его отец, Виктор Андреевич, решил жениться.
- Понимаешь, сын, - сказал он как-то раз Гере за завтраком. - Я уже не мальчик, чтобы бегать по девкам. Ты растешь. Тебе уже шестнадцать! Еще чуть-чуть, и ты уйдешь вить свое собственное гнездышко. Ничего не подумай! Я не имею ничего против этого. Напротив, я уже в том возрасте, когда мне хотелось бы иметь внуков. Но и в одиночестве доживать старость я тоже не хочу.
Гера смотрел на отца безразличными глазами. Ему было все равно, что решил его отец, отчасти потому, что даже если отец и интересовался мнением сына, то только лишь для того, чтобы получить одобрение с его стороны. Если Геры был не согласен с позицией отца, Виктор Андреевич все равно поступал так, как считал нужным.
- Так вот, - продолжал Сорокин старший. - Я решил жениться.
Геру ни расстроила, ни обрадовал эта новость.
Вторым событием, произошедшим в жизни мальчика, было то, что женщина Екатерина Николаевна - собиравшаяся стать женой Виктора Андреевича, также как и ее будущий муж, была вдовой, и от первого брака у нее была дочь по имени Настя.
Настя была на два года старше Геры. Густые черные волосы и карие глаза делали ее по истине неотразимой. Как только Настя увидела своего будущего сводного брата, она твердо для себя решила, что будет его единственной женщиной на всю жизнь.
Настя и сама не знала что это - любовь, страсть или что-то еще? Хотя можно с полной уверенностью сказать, что любовью это не было. Скорее, каким-то обостренным чувством собственности. Она знала про способность Гериных волос плакать кровью. Настя случайно наткнулась на статью в Интернете про мальчика со "странными волосами". На девушку эта статья подействовала магически. И она стала собирать всю информацию, какую могла только найти на просторах Интернета и в старых подшивках газет, об этом удивительном мальчике. Через четыре месяца, собранное досье не умещалось в верхнем ящике ее письменного стола.
