Мы сидим в тишине. Когда я впервые оказалась здесь, то думала, что Мэри - озлобленная медсестра, которую совсем не заботит то, что произошло со мной.
Теперь я понимаю, как сильно ошибалась.
Я прислоняюсь плечом к ее плечу. — Спасибо, — шепчу я.
Она улыбается. Ее рука исчезает с моего плеча, когда она встает.
— Куда ты идешь? — спрашиваю я.
Мне нравится ее компания. Я люблю ее слова. Мне хочется больше и того, и другого.
— Тебе нужно принять что-нибудь, что сможет заставить тебя поспать, — произносит Мэри.
Она уходит. Я тихо сижу. Вытягиваю ноги, как до этого это сделала Мэри. У меня нет карманов, поэтому я просто скрещиваю руки. Я не двигаю ни единой мышцей. Я надеюсь, что если повторю ее движения, то ее сила перетечет в меня.
Но мне это не помогает.
Мэри возвращается через несколько секунд, держа в одной руке таблетки, а в другой - маленький стаканчик с водой. Она протягивает их мне:
— Вот, держи.
Я молча беру их. Мэри помогает мне встать и лечь, ожидая, пока таблетки подействуют.
После этого Мэри идет к двери, и, прежде чем закрыть ее, она тихо произносит:
— Сладких снов.
Я перекатываюсь на бок и смотрю в стену.
Разве она не знает. Я не сплю.
Я мечтаю.
ГЛАВА 26. БЕЛЫЙ КОТТЕДЖ
3 года назад
Я не видела Лаклана целый год.
Казалось, что жизнь текла чертовски медленно мимо меня.
Чаще всего мне казалось, что я потеряла свою ценность, как если бы была пенни, брошенным на тротуаре. Когда я себя так чувствовала, то инстинктивно возвращалась к Лаклану. Без него мне казалось, словно не хватает какой-то части меня.
Прошлым летом он приехал домой с коротким визитом на выходные. С тех пор, как он окончил колледж, он перестал приезжать домой на праздники. Его визиты сводились к минимуму, и меня это обижало. Мне было грустно. Я ревновала, потому что хотела владеть всем его временем. Он был занят своей интернатурой, и я понимала это. Он тяжело трудился. Зарабатывал свои собственные деньги и берег каждый доллар.
— Не расстраивайся, ребенок, — говорил он мне.
Ребенок. Когда мне было десять, мне нравилось мое прозвище, но сейчас я начинала его ненавидеть.
Я скрестила руки и посмотрела на него. — Разве ты не можешь модернизировать мое прозвище? Я официально переросла «ребенка».
Он впился в меня взглядом. — Я всегда тебя так называл!
— Ну, а теперь называй как-нибудь по-другому.. о... Я не знаю, может быть будешь называть меня по имени?
Он пожал плечами и отвернулся. Тридцать минут спустя он сел обратно в свою машину, и поехал к своей работе, своей квартире, и к своей одинокой жизни. Я ненавидела, что опять застряла в рамках электронных писем, сообщений и звонков.
Я смотрела, как он уезжает, и мне казалось, что я простояла так все 365 дней, ожидая, когда он вернется.
И вот он здесь. Наконец-то.
Я натянула поводья своей лошади и стала наблюдать за ним. Он стоял ко мне спиной, так как разговаривал с отцом. Хотела сразу же выкрикнуть его имя, но удержала рот на замке.
Я пыталась представить, что он бы увидел, если бы я выкрикнула его имя. Увидел бы он маленькую Наоми с косичками, переброшенными за спину и с ободранными коленками? Или он увидел бы меня такой, какая я сейчас? Косички исчезли. Я стала выше, мои ноги стали длиннее. Моя грудь, в которой раньше было «немного чего-то», сейчас стала больше. Глаза, которые были слишком большими для моего лица, сейчас были в самый раз. Мои скулы, которые я считала слишком острыми для своего лица, и которые странно преображали мое лицо, теперь же все было в порядке. Я была довольна девушкой, смотрящей на меня из зеркала.
Я знала, что неизбежным был и тот факт, что Лаклан тоже изменится. Но он выглядел лучше, чем я могла себе представить. Его плечи стали шире. Волосы были коротко подстрижены. Более длинные волосы на макушке подкрутились на ветру. Мое сердце сжалось при виде его, и я подумала, что оно разобьется на миллион кусочков. Я поклялась себе, что больше никогда не позволю себе не видеть его так долго.
Когда он скрестил руки и откинул голову, громко смеясь, я не могла и дальше сдерживать свое счастье.
— Лак! — крикнула я.
Секунда, и я уже соскочила с лошади, и направлялась к нему быстрым шагом. Меня не волновало, что мои светлые волосы растрепало на ветру. Или что мои щеки были раскрасневшимися от холода. Ничто из этого не имело значения, потому что он вернулся.
